Это было жаркое, жаркое лето - [75]

Заперев за ними дверь и жестом пригласив друзей к столу, Желябов первым принялся раздеваться, принимая прежний, как до выхода на улицу, вид. Остальные молча последовали его примеру. Когда все четверо, разоблачившись до трусов, уселись за стол, бывший партсекретарь, налив каждому по полному фужеру водки — коньяк надоел, да его и не пьют подобным образом, — взяв свой и залпом его опорожнив, спросил с хитроватой усмешкой на принявшим обычный вид лице:

— Ну как? Убедились? Не обманул я вас?

После водки всех неожиданно разобрал какой-то нервный смех, давая организму разрядку после долгого времени вынужденного сдерживания эмоций. Началось это с Воловикова и сразу же перекинулось на остальных. Прохохотав не менее пяти минут, утирая обильно выступившие на глазах слезы, Мышастый наконец смог произнести короткий ответ:

— Да. — У него действительно в данный момент член стоял как у молодого, лишь меняя свое состояние из «твердого» в «очень твердое», и наоборот. И все это продолжалось с самого начала их игры — просто невероятно!.. С остальными, по-видимому, происходило то же самое. Воловиков открыл было рот, чтобы произнести какую-то цветастую речь, что явственно читалось по его вдохновленному, просветлевшему лицу, но только и смог что сказать:

— Ну ты даешь! — И, озадаченно крякнув, умолк.

— Никогда в такое не поверил бы… — подтвердил восхищенный Сидорчук.

— Так пользуйтесь же этим, друзья! — великодушно разрешил им Желябов. — Как там наши девицы, помылись? — И подойдя к двери ванной комнаты, широко ее распахнул:

— Ну что, красавицы, готовы?

Девушки уже закончили приводить себя в порядок, поочередно приняв душ, но сейчас опять испуганно сгрудились в кучку — они уже просто боялись выходить, не веря в очередное неожиданное преображение Желябова, который осуществил обратное превращение в доброго дядюшку и теперь ласковыми уговорами пытался выманить их из ванной. И только после того, как он прибегнув к старому, только что опробованному и отлично зарекомендовавшему себя методу, опять грозно насупил брови и рявкнул: «А ну, на выход!», только тогда, боязливо цепляясь друг за дружку, девушки робко вышли в банкетный зал и в нерешительности остановились у входа, не веря еще до конца, что все кошмары остались для них позади. И только когда их стала манить за стол восседающая за ним троица, они, нерешительно оглядываясь на подталкивающего их в спины Желябова, преодолевая страх, боязливо засеменили на приглашение. Им тут же всучили по полному фужеру водки и девушки, не заставляя себя долго упрашивать, мгновенно осушили налитое и тут же попросили еще — после всего пережитого им хотелось побыстрее забыться…

Только после третьего фужера спиртное, наконец, произвело свое действие, они слегка расслабились и начали верить, что самое страшное их, кажется, миновало. А еще через некоторое время, уже окончательно опьянев, они вновь убедились, что находятся среди добрых, заботливых, хорошо относящихся к ним дядюшек, а произошедшее недавно — не более чем сон, да и то не про них, и лишь горящие на коже рубцы заставляли порой морщиться, болезненно вздрагивать и искать наиболее удобное положение на стуле, если пострадавшие от прутьев места соприкасались со спинкой либо сидением… В итоге, пережив такие страшные минуты и мгновенно после этого напившись, по каким-то таинственным законам психологии девушки получили такой огромный потенциал желающей выплеснуться наружу энергии, который реализовался в сексуальных устремлениях, удачно наслоившись на потенциал помолодевших и испытывающих те же желания мужчин… Так что, через некоторое время отовсюду слышались характерные любовные стоны, напористые скрипы кроватных пружин и бессвязные выкрики — страсть девушек сейчас поистине не имела границ. Их распирала благодарность к хозяевам дачи за щедро подаренные им жизни…

Уже окончательно пресытившись, проведя такие часы, каких он не мог припомнить и касательно своих более молодых времен, попробовав сразу двух девиц практически одну за другой — причем первой была опять та, нравившаяся ему двадцатипятилетняя красавица, отдававшаяся ему с такой страстью и самозабвением, словно он действительно был ее спасителем, вырвавшим из страшных лап Желябова, — только тогда Мышастый вспомнил вдруг про Бугая с неожиданной сентиментальностью — возможно, мощная сексуальная разрядка настроила его на какой-то мажорный лад. Он обратился к Воловикову:

— Слушай, Константинович, ты не будешь возражать, может пусть наши бойцы тоже побалуются? А то сидят в заточении — скоро совсем отупеют.

— Конечно, Антон, — охотно согласился Воловиков, очевидно, испытывая то же чувство пресыщенной удовлетворенности, что и Мышастый, — обязательно надо позвать их сюда.

Мышастый набрал телефон Бугая:

— Бросай свои карты и иди сюда. И этого, Воловиковского, тоже с собой захвати.

Те примчались мгновенно, точно стояли за дверью, до того им уже обрыдло сидеть в этой самой времянке, протирая карточные рубашки до дыр.

— Ну что, Бугай, не желаешь ли поразмяться? — кивнул патрон на девиц, сидевших с ними за столом.

— Антон Алексеевич… — Тот даже руку к сердцу приложил, не найдя нужных слов; его массивная физиономия заранее расплылась в предвкушении удовольствия. К тому же за счет шефа, на халяву.