Это было в Веморке - [26]

– Даже не знаю, что сказать, – ответил Логдэ, – для меня это настолько новое и непонятное. Но мне не противно, в этом что-то есть. Я пока, Алекс, не могу подобрать слова. Мне было очень интересно и надо признать, под столом я выбивал ногой ритм. Сложно было удержаться.

– Знаешь, Лотар, за этой музыкой будущее. Она уже покорила полмира. Джаз – это революция. Хотя я не люблю слова, связанные с политикой, но другое не приходит сейчас на ум.

– Алекс, где ты познакомился с джазом?

– Пару лет назад, в Гамбурге. На одном из конкурсов во время своего выступления, я напрочь забыл текст. Пальцевая память в этот момент, наверное, вышла покурить, – Алекс улыбнулся, – и мне осталось одно – импровизация. Она получалась у меня так легко, что я даже вошел в кураж. Когда я отыграл, зал молчал и смотрел на меня, а потом взорвался аплодисментами. И уже вечером меня пригласили послушать выступление джазового оркестра. Там я влюбился в этот стиль. Он настолько индивидуален, как любой, кто считает себя человеком. Но, честно скажу, всегда скучал по Берлину и в октябре того года вернулся. Здесь, в столице, сложнее организовать джазовый оркестр, но как видишь, у меня получилось. Гитлер считает джаз американским влиянием. А ненависть фюрера к США всем известна. Хотя, может он и прав. Если бы не Америка, Германия не проиграла бы Первую мировую. Но музыка здесь причем? Она вне политики и мне очень жаль, что многие, кто приходят сюда противопоставляют себя гитлерюгенду, то есть, другая сторона одной монеты. Они, не замечая того, сами становятся зависимыми. Не станет гитлерюгенда и всё, нет противника. И дальше что? Искать следующего. А джаз, в первую очередь, это полная свобода твоих действий в границах семи с половиной октав и меня это полностью устраивает. А Гитлер, играет на другом инструменте, который для меня очень далеко и не интересен.

Лотар, прекрасно зная Алекса, полностью понимал его философию. Для него не существовало границ и разницы в цвете кожи. Но с таким мировоззрением очень сложно было находиться у себя на родине в это время. Алекс задумался и ответил, что он это прекрасно понимает и максимум, куда он смог уехать, где было бы спокойнее, это Шпандау.

Затем Логдэ рассказал немного о себе, чем удивил Алекса, который по его словам не мог и подумать, что он станет физикохимиком. Он видел своего друга только в спорте. Ещё немного поболтав на отвлеченные темы, они разошлись по домам.

Лиона задумчиво шла всю дорогу и уже перед подъездом, остановилась и сказала:

– Знаешь, никогда не могла себе представить, что в Берлине есть и такая жизнь. Это было весело. Спасибо тебе.

Субботним утром 18 мая, Лотар обнаружил записку, направленную ему и вставленную в дверь. Раскрыв её, он сразу в подъезде начал читать.

“Здравствуй, Лотар. Не хотела вас будить, поэтому написала записку. В понедельник, в девять утра ты должен быть в кабинете у Эрнста Сторма. Причины не знаю. Он поручил тебя найти и как ты понимаешь, я прекрасно знала, где ты сейчас.

С уважением фрау Штерн”

Лотар сразу вспомнил слова ректора на вручение диплома, что бы он никуда не уезжал и оставался в Берлине. Мысли просто вертелись, как карусель, теряясь в догадках, и он решил не идти в магазин, а тихо вернулся в квартиру, чтобы не разбудить Лиону, прошел на кухню. Аромат заваренного кофе пробудил львенка.

– Лотар, завари, пожалуйста, и мне, – услышал он голос пробудившегося ангела, – я сейчас встану.

Она зашла на кухню в своем, чуть великоватом для неё, светло сиреневом халате. Сосредоточенный взгляд Лотара смотрящий сквозь полку с посудой не мог не броситься в глаза.

– Любимый, что-то случилось? – с тревогой в голосе спросила Лиона.

Логдэ без слов протянул ей записку и, не отрывая глаз, смотрел на ставшее для него самое красивое лицо на планете. Она присела за стол, сделала небольшой глоток горячего кофе, и спросила:

– Лотар, я не знаю, радоваться мне или нет?

– Львенок, я думаю это работа. И по специальности. Поэтому, что-то плохое в этом вряд ли может быть. Давай не будем гадать и подождем до понедельника.

– Да, ты прав. Просто, когда месяц назад мы встретились, в моей жизни всё заиграло такими светлыми красками, что любая неизвестность у меня вызывает страх. Я очень люблю тебя и боюсь потерять.

Лотар поднялся из-за стола, подошел сзади к Лионе, положил руки на плече и, наклонившись, прошептал на ушко:

– Я тоже тебя очень люблю, львенок.

Озабоченность не сходила с её лица эти выходные, не смотря на все бессмысленные попытки Лотара как-то отвлечь.

Без десяти минут девять, в понедельник, Логдэ постучался в приемную ректора и вошел. Как всегда, Фрау Штерн очень приветливо встретила его.

– Лотар, присаживайся. Он сейчас занят, но скоро освободиться. Ты знаешь его пунктуальность. Подожди десять минут, – и, не спрашивая, налила ему стакан чая, – только заварился.

Из кабинета никто не выходил и ровно в девять часов фрау Штерн, подняв трубку, доложила:

– Герр Сторм, Лотар Логдэ.

Услышав ответ, она глазами показала на дверь. Лотар кивнул и направился в кабинет ректора. Этот большой дубовый стол покрытый лаком в виде буквы “Т” и темно красный ковер с длинным ворсом всегда заставляли Лотара чувствовать себя неловко. Справа от стола, в темноте у зашторенного окна на одном из стульев сидел мужчина лет сорока в офицерской форме. Насколько разбирался Лотар, в звании оберста.