Это было в прошлом веке - [5]

Шрифт
Интервал

Ночь. Крещенские морозы. За стеной дома храпит мужиком пёс Тимка в конуре.

А за другой стеной, в своей половине, соседка баба Люся на гармони покойного мужа, на трёх кнопках, тихо пробует Гимн Советского Союза.

Крепость Измаил

Наконец, наступил день, когда он сказал:

— Я возьму тебя, как крепость Измаил!

— Как это? — напугалась Даша Кострова.

Он доложил — как — наизусть, из «Пособия по истории для семилетней школы» (Учпедгиз, 1956 год, стр. 146)

…Взятая крепость, как известно, на три дня — на три ночи оставлялась грубой солдатне — для грабежей и бесчинств.

На четвёртое утро, в понедельник, Володенька принял ледяной душ, облил себя «Шипром», надел костюм, нацепил кобуру и ушёл.

Даша Кострова осталась одна. Она чувствовала себя разграбленной и осквернённой крепостью Измаил.

В руках у неё оказался фотоальбом — повесть о жизни полководца.

…Мальчик в армейской форме — первая увольнительная из части.

Москва. Кремль.. Царь-Пушка.

На чёрно-белых фотокарточках Владимир — один у Царь-Пушки, с девушкой — у Царь-Пушки.

С группой девушек в одинаковых платочках: двадцать семь ивановских ткачих и погибающий в море женского внимания.

Красавчик!!!

Советский солдат!

…У Царь-Пушки!

Акробатка под куполом, вцепившись зубами в какую-то губку, висела пойманной в Волге на крючок промысловой рыбиной.

Она отложила фотоальбом. У настенного зеркала подняла низ маечки до плеч. Поворачивалась вправо, поворачивалась влево — и восхищённо вздыхала:

— Вот это да! Вот это да!

Кот и Куракин по прозвищу Князь

В очередной приезд в родительский дом он по обычаю спросил:

— Кто родился, кто помер? Соскакивая на шёпот, Лариска сообщила:

— Маринка Грачёва триппер поймала!

…Малыши стояли у забора, у дома Маринки, и смотрели в щель: когда появится знаменитость! Вся деревня с азартом мыла руки.

Он сказал:

— Триппер — эт-та кличка квартирной собачки. А нич-чо страшного! Я тоже, в общем-то. в год смерти Высоцкого… н-ну, посвящён… «куда!!!»… в матёрые мужики… аптекарша Света… сволочь!

— Шампанское будешь? — спросил он сестру-старшеклассницу.

На дворе Князь испуганно прижался к сеням — раздался шорох на сеновале.

Ну, кто там! Домовой или индеец — он щёлкнул предохранителем в кармане.

Вылез кот, одичавший за лето.

…Кот лежал на боку, в своём тигрином логове — в высокой траве, лакировал языком шоколадные подушечки своей когтистой лапы и — в упор, сквозь щель в заборе, смотрел Князю в глаза.

— Мечтать не вредно, мой юный друг! — произнёс Князь, и присел у глыбы кустарного мыла из времён Перестройки, с пятнами мелких орнаментов от мышиных зубов и следами от топорика.

— Да-а… дом… Лошадка, раскрашенная под «дымку».

Он достал пистолет.

— Качалка! — деревянный конь с уздечкой. И мысли опять — как пена шампанского:

— Такой же был у отца русского романтизма. Василь Андреича Жуковского в зрелые годы.

…Туда-сюда… «Увы! Светлана…». Средства от тучности!

На квартире в зимнем дворце.

— Шампанское будешь? — внезапно спросил он кота. В этой деревне шампанское не пили.

Тишина.

Грохнул выстрел.

Родина

Мысли

Внушительный прокопчённый Танкоград. Гигант первой промышленной Пятилетки.

Ночью на дежурстве не спится: мелкие индустриальные скорпионы с крылышками — комары! В деревне таких не бывает.

И мысли в голове, почти ископаемые, чьи-то не мои:

Скорей бы коммунизм! Комаров не будет — выведут!!! Тут разве заснёшь?

Память

Осыпаются кленовые вертолётики на старый снег — февральский урожай.

Солнце выше, у каждого вертолётика появляется свой окопчик.

Их накрывают мокрые бураны.

И — я вспоминаю о них, пересекая пришкольную полянку, как иногда вспоминаю о зимующих ёжиках.

В гостях

Был в двух домах. Жёсткие рукопожатия горожан и горожанок. На столе чёрная икра, гантели в спальне.

Детсадишная история

В сончас Маргарита Алексеевна крадущейся кошкой на утреннике покинула спальню.

Я открыл глаза и вернулся к созерцанию собственной жизни. На Маргарите Алексеевне собрался жениться.

Жила она вдвоём с дочкой, худенькой длинноногой девочкой, которая спала здесь же, через коечку, Иринкой.

Я с тяжёлым сердцем подумывал… Что — и на Ирке потом жениться придётся.

Но сначала — на Маргарите Алексеевне.

На малой Родине

Законопаченная снегом дорога до кладбища. Только один следок — от валенок. И ещё заячьи следы.

Как хорошо — все живы!

г. Челябинск


Рекомендуем почитать
Дорога в бесконечность

Этот сборник стихов и прозы посвящён лихим 90-м годам прошлого века, начиная с августовских событий 1991 года, которые многое изменили и в государстве, и в личной судьбе миллионов людей. Это были самые трудные годы, проверявшие общество на прочность, а нас всех — на порядочность и верность. Эта книга обо мне и о моих друзьях, которые есть и которых уже нет. В сборнике также публикуются стихи и проза 70—80-х годов прошлого века.


Берега и волны

Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.


Англичанка на велосипеде

Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.


Необычайная история Йозефа Сатрана

Из сборника «Соло для оркестра». Чехословацкий рассказ. 70—80-е годы, 1987.


Как будто Джек

Ире Лобановской посвящается.


Петух

Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.