Это было на рассвете - [41]

Часть пехоты противника, не выдержав огня танков и автоматчиков, группами бежала по глубокому снегу в направлении к лесу. Было нелегко преследовать бегущих.

Николай Томашевич, выйдя во вражеский тыл, подавил несколько орудий и начал расстреливать барахтающихся в снегу немцев. Потом, с ходу одолев Веронду, окончательно загородил путь убегающему противнику. В разгаре боя под автоматным огнем он вытащил застрявший в болоте танк. При этом погиб механик-водитель Яков Сергеевич Сергеев, а командиру обожгло лицо. Теперь за рычаги управления сел сам Томашевич. Увлекшись боем, командир не заметил, как сам провалился в речку по башню. О быстрой эвакуации не могло быть и речи: град пуль не давал выйти наружу.

— Ну, погодите, гады! — выругался командир и, перебравшись в башню, стал косить приближающихся гитлеровцев. Те, не считаясь с потерями, хотели любой ценой поджечь танк. Напрасные хлопоты. Вот они подкатывают орудия. Фашисты стали бить из сарая. Томашевич это заметил. Несколькими выстрелами сарай был разрушен, и орудие умолкло. Танк быстро наполнялся водой.

— Что будем делать, товарищ лейтенант? — заговорил радист-пулеметчик Петр Туманов.

— Кто не надеется выдержать холодной воды, разрешаю покинуть машину, — строго проговорил командир, плотно задраив люк башни.

Покинуть танк никто не собирался. Отважный экипаж, находясь по пояс в ледяной воде, продолжал уничтожать гитлеровцев. С наступлением темноты Туманов вышел из машины и пополз к своим. А еще через два часа перед осажденным танком три раза моргнул небольшой огонек. Это ехал на помощь на тягаче зампотех Сергеев.

Комбат долго вызывал по рации командира второй роты Телегина, которому было приказано разгромить колонну противника и занять Видогощь. Ротный почему-то молчал. Чтобы выяснить обстановку, комбат решил проскочить туда. Но, выехав на южную окраину села, он обнаружил четыре вражеских орудия. Они стояли в густых зарослях недалеко друг от друга. Расчеты поспешно разворачивали их в сторону Кшентиц.

— Товарищ майор, в кустах немцы и орудия! — закричал механик-водитель Царев.

— Не кричи, вижу сам! Откуда, дьяволы, взялись? Должно, были на обеде и отсечены нашими автоматчиками. Проскочить-то, пожалуй, не успеть… — ответил комбат. Потом скомандовал башенному стрелку Глебу Кривокорытову: — Осколочным! — Одновременно застрочили из пулемета радист-пулеметчик Дмитрий Лысенко и из автомата — сидящий на танке командир роты автоматчиков Иван Шевченко.

Вначале немцы бросились бежать. Но офицер так резанул из автомата по двум своим артиллеристам, что быстро скосил их, а остальные вернулись к орудиям и открыли огонь. По танку комбата в упор засвистели снаряды. Застигнутые врасплох артиллеристы вели беспорядочный огонь. Первое попадание сильно потрясло танк. Раненый лейтенант Шевченко упал в сугроб, но продолжал стрелять. Перед глазами впившегося лбом в триплекс Царева блеснуло пламя, он стукнулся головой о броню.

— Отломился угол лобовой брони, образовалась дыра, — сообщил механик-водитель.

— Голова цела?

— Цела, только лицо горит!

Платицын, маневрируя по глубокому снегу, посылал снаряды точно в цель. Но еще не все пушки врага были уничтожены. Еще одно попадание в наш танк.

— Глеб, загляни в люк, что-то загремело?

— Полетел запасной бак, — доложил башенный стрелок, выглянув ив башни.

— Бог с ним, там горючего нет, не страшно.

Зазуммерила рация:

— «Хром»! Я — «Бульвар»! Я — «Бульвар»! Прием.

Это капитан Телегин вызывает комбата, а тому некогда отвечать. Комроты догадался об этом и радировал:

— У меня все в порядке. Колонну противника перемололи, остатки валяются в кюветах. Видогощь наша, дорога на Менюши открыта. Потерь в танках нет.

Платицын облегченно вздохнул и проговорил:

— У меня, должно быть, тоже все в порядке, — смахнул танкошлемом липкий пот с лица и продолжал палить из пушки и пулемета.

— Ослабла левая гусеница, должно быть, поврежден каток! — доложил механик-водитель. Комбат не придал значения этому.

Через несколько секунд сбило шаровую установку, погнуло пулемет.

— Сережа! Заклинена башня! Выезжай во фланг, надо давить гадов! — крикнул комбат механику-водителю Цареву.

— Товарищ майор, разрешите, попробую ломом, — послышался голос Кривокорытова.

— Не смей, скосят наверняка!

— Давить негодяев! — приказал комбат.

Царев обрадовался:

— Есть давить!

Танк с натужным ревом вырвался вперед, и через несколько минут орудие, лафет которого продавил мерзлую корку грунта, было раздавлено.

Гитлеровцы настойчиво продолжали сопротивляться. Цеплялись буквально за каждый сарай в селе. Оживали, казалось, брошенные их орудия. Разрушая и сжигая строения, можно было бы покончить с противником гораздо быстрее. Но комбат строго приказал:

— К такому приему боя прибегать в исключительных случаях.

Обстановка осложнялась тем, что к Кшентицам подходили отступающие со стороны Вашково — Изери вражеские подразделения. Командир роты Загоруйко докладывал о недостатке боеприпасов. Нуждались в патронах и автоматчики. Их обеспечением, эвакуацией раненых занимались постоянно находящиеся в боевых порядках, поддерживающие связь с танками, командиром батальона и тылом начальник штаба Зевцов-Лобанов и замполит Бровко.