Это было на рассвете - [43]

— Бывает же иногда и на поле боя такая абсолютная тишина, — прислушиваясь, проговорил Цешковский.

— За день боя такое затишье наступало несколько раз. Потом опять загремят выстрелы.

— Потери большие?

— Нет, небольшие. Две машины сгорели, две требуют ремонта. Беда — в другом, Иосиф Павлович. Остался без своих «легендарных». Днем геройски погиб Володя Литвинов, а теперь, час от часу не легче, замолчал и Гриша Телегин.

Разговор комбатов перебили прибежавшие начальник штаба Зевцов-Лобанов и замполит Бровко. Они доложили, что все машины боеприпасами пополнены, раненые эвакуированы.

Вскоре подъехал комбриг Шнейдер. Генерал приказал штурмом овладеть селом.

К одиннадцати вечера вместе с подошедшими стрелковыми подразделениями село было освобождено. Несколькими часами позже взяли и Видогощь. При этом смертью героя погиб командир танкового взвода старший лейтенант Андрей Матвеевич Куделя.

Наши автоматчики во главе с командиром роты Мельниковым (он принял командование ротой после ранения Шевченко) вместе со стрелками других подразделений всю ночь проверяли избы, подвалы, сараи, склады, прочесывали лес вокруг села, вылавливая притаившихся эсэсовцев. Одновременно искали капитана Телегина, судьба которого была неизвестна. Автоматчики возвратились в село лишь на рассвете. За ночь переловили немало гитлеровцев. Поэтому, несмотря на усталость и голод, да и промокли изрядно, настроение у них было бодрое. Правда, его несколько испортил прибежавший Юсупов.

— Товарищ старший лейтенант, на подвале много немца, — взволнованно доложил он ротному.

Мельников невольно задумался: «Как же так, осмотрели досконально и вдруг…»

— Где?

— Где генерал!

— Чудно, на КП бригады — противник! — возмущался комроты.

— Товарищи! Побежали! — махнул рукой Мельников. — Оружие у них есть? — спросил он на бегу.

— Автоматы есть, патрона у иха ек — нет.

— Сам-то там был?

— Был, орут «Хайль Хитлер!»

Еще вчера КП бригады разместился в продолговатом здании. Поскольку вход в подвал был завален ящиками, бочками из-под овощей и другим хламом, то его никто не проверял. Вдруг курящий возле него посыльный Юсупов услышал немецкий разговор. Он пробрался в подвал. Там, согнувшись в три погибели и бормоча о чем-то, стояло около десятка эсэсовцев, худых, бледных, долговязых, с дубовыми листьями и буквами «СС» на рукаве, во главе с офицером. Юсупов поспешил доложить командованию об этом. В подвал был послан Мельников. Едва только оказавшись в нем, еще не успев осмотреться в полумраке, он натолкнулся на увешанного несколькими крестами вражеского офицера. Сделав три четких шага вперед, тот вплотную подошел к нему и высокомерно проговорил:

— Мы воевали в Голландии, Бельгии, Франции! В Кшентицах — наше первое поражение.

Ударив себя в грудь и крикнув во все горло: «Хайль Хитлер!», «Хайль Хитлер!», схватил Мельникова за воротник шубы и плюнул ему в лицо. У гвардейцев моментально щелкнули затворы автоматов.

— Не стрелять! — дрожа от ненависти, скомандовал Мельников.

В этот момент другой гитлеровец ударил своего капитана так, что тот покатился в темный угол подвала.

— Антифашист! Антифашист! — пробормотал он и виновато отошел в сторону.

«Гитлеровские вояки начинают лупить друг друга. Это — признак неплохой. Они должны знать о судьбе капитана Телегина», — подумал Мельников и спросил об этом у поднимавшегося с пола немецкого офицера.

— О, капитен, капитен! О, ком, ком! — облегченно заговорил уже совсем другим тоном офицер.

Пленный офицер привел к почти сгоревшему сараю. Там, придавленный толстыми балками, среди одиннадцати сгоревших немецких солдат, лицом к земле лежал гвардии капитан, Григорий Георгиевич Телегин. Его узнали по почти нетронутому огнем лицу и пистолету, в котором не было ни одного патрона.

На допросе пленный офицер рассказал более подробно. Перепуганные эсэсовцы, опасаясь, забежали в темный сарай, где лежали шесть человек своих же раненых. Неожиданно сюда ворвался русский танкист и с ходу уложил из пистолета троих.

В убийстве Телегина эсэсовец так и не признался. Остальные пленные подтвердили, что именно офицер пристрелил нашего капитана и поджег сарай.

К бездыханному телу Телегина подошел майор Платицын. Он сиял свой танкошлем и, переполненный скорбью, задумался. В 1938 году они вместе окончили с отличием Саратовское танковое училище. Два года вместе били фашистов, были неразлучными друзьями. Радость и горе делили пополам.

— Прощай, боевой друг. Мы за тебя отомстим фашистам, — глухо произнес майор. И по его щекам потекли крупные слезы.

— Погибших героев похороним в Новгородском Кремле, — сказал начальник политотдела Жибрик.

Итак, пал еще один крупный опорный пункт гитлеровцев. Когда совсем рассвело, перед глазами открылась мрачная картина. Поле боя изрыто разрывами, исполосовано танковыми гусеницами. Всюду валялись распластавшиеся эсэсовцы. Вся десятикилометровая дорога от Изери до Видогощи была забита исковерканной техникой, брошенным оружием. А сколько было в машинах вещей, награбленных гитлеровцами в Новгороде! Чего только не было там в кожаных чемоданах и тюках.

После боев за Кшентицы фронтовая газета опубликовала стихотворение журналиста Павла Шубина «Гвардейцы». Вот некоторые строки: