Этнос и глобализация: этнокультурные механизмы распада современных наций - [128]

Таким образом, на определенном уровне отчуждения элит от населения поворот правящей элиты к политическому диктату вызывает сначала психологическое дистанцирование подчиненных страт общества, а затем инверсию идентичности масс, утрачивающих общую идентификацию с политическими элитами и социальными структурами государства (феномен «двух наций»). Это обеспечивает втягивание народных масс в конфликт на стороне альтернативных правящим элитных групп (контрэлит) или внешних сил. В итоге ужесточение властной монополии и репрессивных мер можно считать достаточно надежным социальным маркером политической катастрофы.

Накануне

К основным индикаторам назревания системной политической катастрофы можно отнести признаки выхода конфликта за пределы политических элит.

Прежде всего, это втягивание в противоборство властных группировок управляемых страт общества, т. е. широких народных масс, обычно вызванное усилением внутриэлитных противоречий, ведущих к поляризации общества и генерализации социального конфликта.

Начавшись, вовлечение в политический процесс нижних страт выходит из-под контроля инициировавших ее элитных группировок и провоцирует уже назревшие процессы обвального распада и фрагментации общества. Таким образом, наиболее общий атрибутивный признак политической катастрофы – выход политического кризиса за пределы властных элит, вовлечение в него социальной периферии, народа.

Вторым индикатором приближения политической катастрофы является нарастающее вовлечение во внутренний политический кризис внешнеполитических сил и ресурсов, которые в определенный момент перехватывают инициативу, выйдя из-под контроля соответствующих элитных групп. Критическим является момент перехода лидерства от внутриполитической группировки, вовлекающей внешние силы (партии влияния, ориентированные на иностранные государства, существовали всегда), к внешним силам, реализующим свои интересы в опоре на внутриполитическую группировку.

Так, Колчак и Деникин, номинально возглавляя белый лагерь, с самого начала де-факто полностью зависели от стран Антанты, и не только в экономическом и в военном, но и в политическом отношении. В частности, условием признания Колчака «Верховным правителем» было подписание согласия на отторжение от «Единой и неделимой» Украины, Прибалтики, Закавказья и Средней Азии, а численность иностранных войск, участвующих в Гражданской войне 1918-1921 гг., была соизмерима с численностью белых формирований.

Момент такого перехода внутреннего конфликта в «горячую» фазу гражданской войны обычно связан с переходом политической инициативы к внешним силам и началом интервенции, в результате чего над соответствующей элитной группировкой устанавливается внешний контроль, а сам конфликт переходит в «горячую» фазу. Стадия падения династии Романовых была сравнительно мирной, начало интенсивных боевых действий непосредственно связано с началом интервенции. Фактически, от Февраля до Гражданской войны прошел целый год.

Аналогично, в процессе завершения распада Византийской империи придворные партии призывали на помощь различные внешние силы: латинян, болгар, турок и т. д.

Во времена Великой французской революции часть элит открыто опиралась на иностранные структуры и силы, в первую очередь на Пруссию и Великобританию.

После распада Российской империи одни силы опирались на страны Антанты, прежде всего, на Англию и Францию (Деникин, Колчак, Юденич и т. д.). Другие, такие как атаман Краснов, украинская Директория, опирались на немцев. Дальний Восток стал объектом интервенции не только Антанты, но также японцев и американцев.

Т. о. налицо явная опора части элит, в особенности, региональных, на внешние силы, и не только военные, а, прежде всего, на экономические и организационные.

Распад СССР также характеризовался опорой на внешние силы как на федеральном, так и на региональном уровнях. В первую очередь, в процесс демонтажа советской системы включились США и Европа, хотя нельзя сбрасывать со счетов нарастающее участие в постсоветской политике Китая, мусульманского мира и ряда других внешних акторов.

Еще одним предвестником надвигающейся политической катастрофы является ставка правящей части элиты, чувствующей ослабление власти, на насилие и террор в отношении ядра управляемой общности. Ставка на повышение политической управляемости общества через насилие, в том числе вполне легитимное формально, ведет к расколу элит, нарастающему отчуждению (деидентификации) низов от элит и, как следствие, к разрушению оснований власти и политической катастрофе.

Кризис или катастрофа?

Основное отличие политических кризисов от политических катастроф – разрушение социальных оснований власти, вызванное выходом политического противоборства за рамки элит и генерализацией внутриэлитного конфликта.

Рядовые политические кризисы разрешаются на уровне элит через кадровые перестановки и разного рода демократические процедуры, в крайнем случае – «верхушечные» перевороты, не затрагивающие нижние страты общества и, соответственно, основания политической власти. Борясь за власть, элитные группировки не заинтересованы в разрушении самой системы власти, как объекта и цели политического противоборства, и, соответственно, не заинтересованы в выходе политического противоборства за пределы элит, ведущей к делегитимации власти, разрушающую ее основания. В условиях внутриэлитного политического конфликта система власти, включая ее социальные основания, есть основная цель, объект противоборства, целевой ресурс, разрушение которого не входит в цели его участников. В этом плане характерен пример Смутного времени, когда претенденты на московский трон позиционировали себя под именем царевича Дмитрия Иоанновича: самозванцы стремились освободить от соперников и занять трон, но не разрушить его.