Этническая история Беларуси XIX — начала XX века - [33]

Вместе с тем не совсем понятно, почему все эти мероприятия, особенно запрет употреблять название Беларусь, были проведены именно в 1839-1840 гг. Едва ли на российскую администрацию могли сильно повлиять публикации белорусского Катехизиса и первого тома фольклорного сборника Я. Чечота. Куда вероятней предположить, что это была реакция на раскрытие конспиративной сети Шимона Конарского. В данном случае имела значение и сама подготовка восстания, и его участие в прошлом в деятельности Молодой Польши — одной из составных частей националистического «интернационала» Дж. Мадзини. Не исключено, что свою роль в упразднении Статута Великого княжества Литовского сыграло то, что в его переиздании принимал участие И. Данилович, поддерживавший связи с Й. Лелевелем (результатом чего стала публикация Статута 1529 г. в 1841 г. в Познани). В заключение рассмотрения этих сюжетов необходимо подчеркнуть, что запрет названия Белоруссия носил достаточно формальный и временный характер. Уже в 50-х — начале 60-х гг. он свободно употреблялся даже в официальной периодике.

Актуализация белорусского вопроса на рубеже 1850-1860-х гг.

В период политического кризиса на рубеже 1850-1860-х гг. общественный интерес к белорусам как к потенциальному социальному и политическому ресурсу значительно обострился. Он отмечался как в поведении российской администрации, так и оппозиционного ей польского движения.

Активность российской администрации и проправительственных кругов в этом отношении достаточно хорошо проанализирована в работах А. Цвикевича и С. Александровича [243, с. 40-142; 2, с. 12-18]. Нам хотелось бы акцентировать внимание на одном положении, имеющем принципиальное значение для этнической истории Беларуси второй половины XIX — начала XX в. Оно было опубликовано в 1863 г. в «Вестнике Юго-Западной и Западной России» в следующей формулировке: «К ней (т. е. Беларуси. — П. Т.) обыкновенно относят только Могилевскую и Витебскую губернии, а всему остальному дают название Литвы, ... в Минской же губернии, Виленской и Гродненской — простой народ — белорусы. Поэтому и слово Литва должно даваться не всему Западному краю, а только той его местности, где действительно сплошная масса литовского населения» [27, с. 76]. Трудно сказать, было ли это пожелание автора публикации или таким образом демонстрировались намерения администрации, однако несомненно, что после 1860-х гг. термины «литвины», «литовцы» по отношению к белорусам исчезают из официальных документов, статистики и т. д.

Что касается активности польского движения, также детально изученного, то особое внимание привлекает ток пазывпе-мая «хлопомания», т. е. подчеркнутый интерес представителей социальной элиты к белорусскому языку и культуре. В Украине в результате развития подобного движения появилась личность И. Антоновича, учителя М. Грушевского. «Хлопомания» в Беларуси изучена недостаточно. Представление о ней дают свидетельства М. Кояловича и В. Савич-Заблоцкого. Так, М. Кояло-вич писал, что в начале 1860-х гг. «...ввиду успехов крестьянского дела ... народ белорусский обратил на себя внимание польской партии, ... она стала понимать, что народ составляет силу, с которой надо сближаться. Потом вельможные паны стали чаще показываться в кругу крестьян и ласково беседовать с ними на их родном белорусском наречии; в этих беседах более всего старались они внушить мысль, что без панов не будет житья; оделись сами и нарядили своих жен и дочерей в толстое серое сукно домашнего изготовления и в этой народной одежде поехали к мировым посредникам предъявлять свои требования. Между тем появились на белорусском наречии и даже пелись в некоторых костелах так называемые патриотические гимны, переведенные с польского или вновь специально сочиненные для крестьян; в придачу к этим гимнам были стихотворения, также на местном наречии, в которых осмеивалась дарованная крестьянам воля; изображалась ненависть к постоянным врагам их — маскалям» [81, с. 387]. В периодической печати появлялись статьи, адресованные крестьянам. Их авторы-помещики подписывались псевдонимами типа «крестьянин такой-то» или «крестьянин откуда-то». Как отмечалось в прессе, «настоящие литовские вельможи, одеваются в платье самого грубого деревенского сукна... называют себя мужиками» [101, с. 533, 534]. К числу проявлений «хлопомании» можно отнести увлечение сбором этнографических материалов князем К. Радзивиллом. Тетрадь с его записями, собранными в Новогрудском уезде, хранится в Архиве русского географического общества. Интересно, что, по мнению К. Радзивилла, «у крестьян употребляется древних кривичан язык», который он характеризует как «посреду-ющее между польским, русским и украинским языками» [10, л. 1]. Другим свидетельством «хлопомании», судя по всему, был появившийся в 1862 г. «Букварь для добрых деток-католиков», по содержанию скорее катехизис, организация издания которого нередко предписывается А. Аскерко [например, в соответствующей статье в первом томе "Энцыклапедьп ricтopыi Беларусі"]. Характерно, что содержание предисловия «Букваря ...», представляющее идилличную картину социальных отношений в белорусской деревне («паны вам злого не желают») и ориентирующее читателей-крестьян «жить в согласии (с помещиками), как добрым соседям», во многом подтверждает достоверность информации М. Кояловича [2, с. 19].