Этландия - [3]

Снабженная такими орудиями, г-жа Шлюк в своем доме сумела подняться почти до божественного всезнания, вездесущести и всемогущества. И когда острый палец ее устремлялся в кучу неубранного мусора, а глаза вонзались в вашу фигуру, вы испытывали леденящий страх. Ваши ноги начинали дрожать, и вы прятали глаза, как собака, слопавшая запретный кусок мяса.

Если чем-то похожим на любовь у г-жи Шлюк пользовался ее жилец Путек, ибо он иногда приносил ей кишки, требуху и косточки с бойни (и тогда лицо госпожи Шлюк покрывалось сеткой благородных морщин), то химически чистую ненависть она питала к самому молодому из своих жильцов — инженеру Куарту, снимавшему с женой мансарду и чердак.

Г-жа Шлюк знала все, что делалось в ее меблированных комнатах. Она знала, с кем изменяет Путек своей толстой дуре, где и как заработала Элли две недели тому назад пятнадцать стейеров. Она знала точно, что сегодня скажет своей жене, вернувшись с работы, счетовод Люне, что принесет на ужин старик Бунк, какие пациенты будут в четверг у доктора Пикерика и какого цвета кальсоны у г-на Бигопа…

Об инженере Куарте она ничего не знала. Тут перед ее всезнанием стояла стена. Она повергала г-жу Шлюк в бешенство. Понимаете? Ничего! И не только потому, что белобрысый, подслеповатый молокосос со своей бесстыжей женой (вечно подмазаны губы) жил на отлете, в мансарде. Нет. Сколько раз г-жа Шлюк поднималась, тихо ступая по старой лестнице, подслушивала часами… ничего! Словно там живут мертвецы. Ни поцелуя, ни ссоры, ни крика! Первые два месяца г-жа Шлюк пыталась проникнуть в мансарду, но молодой негодяй в очках не пускал ее дальше дверей. И она ничего не успела подметить, кроме пары старых ботинок, стоявших у двери.

И только на днях (совершенно неожиданно), случайно (с ужасом!) г-жа Шлюк почувствовала, что приподняла завесу какой-то тайны или преступления. Позавчера она поднялась, чтобы напомнить: «Завтра срок квартирной платы». Постучалась в дверь Куартов. Ей никто не ответил. Она тронула ручку. Дверь открылась. В комнате никого не было. Стояла неубранная кровать. На столе валялись остатки бедного завтрака и немытая посуда. В комнате было слишком пусто, чтобы так усиленно охранять в нее доступ. Разочарованная г-жа Шлюк уже хотела вышмыгнуть, как вдруг наверху, над потолком, она услышала странный шум. (Да! Ведь он снимает еще чердак!) На чердаке, куда вела узенькая лестница, послышался звон… затем стук, похожий на далекий шум колес: та-та-та… Старой опытной кошкой Шлюк бросилась по лестнице и приложила ухо к люку. Теперь она ясно услышала: там работает какая-то машина!.. Она открыла дверцу. У самого люка стоял инженер. Увидев хозяйку, он растерялся. (О! Видели бы вы его глаза! Это были глаза убийцы, пойманного на месте преступления.) «Вам что угодно, госпожа Шлюк?» — «Я хотела бы получить деньги за квартиру», — сказала Шлюк и сделала попытку войти на чердак. Инженер загородил дорогу: «Деньги будут завтра». И захлопнул люк!

Так и не удалось ей узнать, что делалось на чердаке. Однако г-жа Шлюк теперь знала по крайней мере хоть что-то. Она знала — тайна на чердаке.

Вечером г-жа Шлюк зашла к своему знакомому, полицейскому сержанту Цопу. Г-н Цоп только что вернулся с дежурства. Сидел в расстегнутом кителе, пил кофе, гладил кошку и слушал патефон, игравший во дворе. Г-жа Шлюк подсела к Цопу. Поправила свою старомодную шляпу с черным острым пером, бросила на стол ветхий ридикюль и, размахивая руками, долго рассказывала сержанту о жильце.

— …Господин Цоп… там на чердаке у него машина…

— Угу… — (Г-н Цоп потянул кофе, пожевал.) — прячется? Угу… — (Цоп намазал вареньем пирожок и запил кофе.) — Выдает себя за инженера… а сообщницу за жену? Угу… Машина? А окажите, госпожа Шлюк, она не так стучит?

Цоп стал выстукивать кулаком по столу.

— Да! Да, именно так, господин Цоп!

— Он печатает прокламации или фальшивые деньги, — сказал Цоп и хлюпая допил кофе.

— Что вы говорите?! Скажите, кто же он? Большевик или фальшивомонетчик?

— Госпожа Шлюк, это полицейский секрет. — (Цоп закрыл форточку.) — Я вам советую ночью следить за ним… Не ходит ли кто к нему?.. Завтра вечером зайдите ко мне…

Глава II, в которой вы получите множество небесполезных сведений о государстве и общественных уборных и о месте боен в государственной системе.

Человеческая дружба! Это лицемерное, сделанное из картона, мишуры и сусального золота чувство не производилось и не потреблялось в меблированных комнатах «Ноев Ковчег». Жильцы ненавидели госпожу Шлюк. Г-жа Шлюк ненавидела своих жильцов. И, наконец, жильцы ненавидели друг друга. Эта всеобщность чувства, как крепкая клепка, держала борты «Ноева Ковчега». И если бы случилось в этом доме, подобно креветке, точащей корабельные борты, завестись презренному чувству дружбы, «Ноев Ковчег» превратился бы в труху и пошел на дно.

Г-н Путек терпеть не мог своего соседа, г-на Бунка, ибо старик занимал пост сторожа общественной уборной на площади Победы и от него всегда несло аммиаком.

Г-н Бунк в свою очередь не выносил г-на Путека, ибо г-н Путек служил на бойне, а сторож был вегетарианец. Г-н Бунк, несмотря на всю скромность его профессии, был гордый и воинственный старичок. Он с достоинством носил на своем щуплом стариковском теле вылинявшую от сырости уборной зеленую куртку с медными галунами.