Этика Спинозы как метафизика морали - [66]
В определенном смысле индивидуальность, или ее эмпирическая сущность, может рассматриваться как ущерб ее идеальной сущности, выраженной в определении вещи (Политический трактат, II 2), поскольку эмпирическая природа (сущность) любого индивидуума представляет собой продукт его взаимодействия с многообразной средой, от которой человек зависит. Если бы не эта переменчивая и подверженная внешнему влиянию компонента человеческого существа, то неизменная разумная самость (сущность или природа) могла бы считаться единственной, т. е. адекватной причиной всех производимых человеком действий. Таким образом, можно сказать, что истоком зла для человека выступает нетождественное, различное и иное, а носителем и выразителем его является аффект.
4.14. Объективные основания моральных атрибуций
На основании всего вышесказанного может сложиться впечатление, что определения добра и зла во многом утрачивают объективное содержание и в значительной мере становятся плодом интенций человеческого ума, или, шире, что они оказываются соразмерными прежде всего специфическим состояниям человеческой природы. В частности, можно вспомнить тезис, согласно которому «мы ничего не желаем потому что оно добро, но, наоборот, называем добром то, чего желаем» (III 39 схол.). Действительно, в данном случае смысл этих фундаментальных категорий морального бытия приобретает особые, человеческие коннотации, и они уже выступают как обозначения волюнтативных расположений морального субъекта, как характеристики присущих ему стремлений (conatus, voluntas, appetitus, cupiditas). Этот особый интерес этической дисциплины к человеческому началу в моральной жизни можно считать следствием антропологического поворота, случившегося в практической философии Нового времени. Но в нем можно увидеть и некий извод определенной схоластической традиции, оставляющей за волей Творца мира все значимые приоритеты в определении любых качественных характеристик бытия, в том числе и его моральных атрибуций>14. В этом случае Спиноза вводит в процесс конструирования субстанциального универсума определенного рода волюнтативный оператор, выраженный в понятии могущества (potentia) Бога. Эта способность субстанции к производству из самой себя многообразного мира модусов отображается в человеческой воле как в ее частном подобии. Ведь, по словам Спинозы, стремление (conatus) всякой отдельной вещи пребывать в своем бытии выражает известным образом «могущество Бога (potentia Dei), в силу которого Он существует и действует» (III 6). Могущество Бога, о котором идет речь, выражается также в терминах силы (vis), которая совпадает с порядком природы и отлична от своеволия. Можно сказать, что тот же порядок природы транслирует эту божественную силу в бесконечное множество вещей бесконечно многими способами, она воспроизводится через каузальную цепь в модальном пространстве и реализуется в стремлении каждого отдельного человека быть самим собой, даже если это стремление мотивировано не только адекватными, но и неадекватными идеями.
Спиноза определяет могущество Бога как источник существования и действия самого Бога и всех производимых им вещей, которые следуют из него в силу необходимости Божественной природы (I 34). Могущество Бога есть сама его сущность, из которой выводимы как сущность, так и существование всех вещей: все, что существует, выражает известным и определенным образом могущество Бога (I 36). Итак, стремление вещи пребывать в своем бытии, которое лежит в основании определения добра и зла, оказывается производным от однородного с ним стремления Высшего начала – Бога, субстанции или природы – к утверждению своего бытия и к соответствующему действию. Правда, такого рода метафизическая активность имеет безличный характер и тождественна самому факту бытия (существования). Можно сказать, что в этом случае, как это вообще свойственно философии Спинозы, воля Бога неотделима от его бытия (природы): нет ничего, из природы чего не вытекало бы какого-либо действия. Волюнтаризм Бога в определенном смысле погашается объективностью природного закона, безличностью субстанциального отношения и законосообразностью геометрического вывода или же сливается с ними в неразделимое целое. Это объективная воля, когда Бог не может хотеть ничего иного, кроме того, что находится в его власти и вместе с тем – следует из его природы (ex ejus natura sequi). Это подобно тому, как из природы треугольника следует равенство трех углов его двум прямым (I 17 схол.). Поэтому воля Бога как субъекта – истока и причины бытия – всегда субстанциальна, и она только потому объективна, что законосообразна и лежит в основании мирового порядка
