Этика Нового Завета - [7]
Более радикальный вариант этого возражения могут высказать интерпретаторы, находящиеся под влиянием постмодернистской герменевтики: дескать, не существует «текста», внешнего по отношению к традициям и нормам интерпретации, принятым среди тех или иных групп читателей[23]. Развернутую критику я предложу далее, в анализе трудов Стэнли Хауэрваса (раздел 12.4), а пока ограничусь следующим замечанием: последовательное развитие этой мысли противоречит не только подлинной функции Писания в богословском дискурсе классического христианства, но и всеобщей человеческой убежденности в том, что тексты обладают ограниченным диапазоном смысла[24]. Да, всем толкованиям сопутствуют свой культурный контекст и своя традиция. Однако это не означает, что текста не существует или что текст не обладает властью рождать или ограничивать интерпретации. Исторически Церковь смотрела на Писание как на Слов о extra nos, голос, способный корректировать и критиковать традицию. Именно такой подход к Писанию был основополагающим для Реформации. Отказ от него влечет за собой далеко идущие богословские последствия. Между тем люди, глубоко погруженные в Писание, часто свидетельствуют: они слышат, как текст им говорит вещи, которых они не знали и не ждали, к которым их не подготовила их церковная традиция, которых они, быть может, слышать и не хотят. Как относиться к такому опыту? Как к самообману? Или к ощущению силы Слова Божьего? Или существует более скромное и основанное на здравом смысле объяснение: тексты имеют определенный диапазон семантических возможностей, и можно провести четкую грань между миром сигнификации текста и его интерпретацией в традиции? В данной книге я принимаю последнюю из упомянутых возможностей. Традиция глубоко влияет на наше прочтение, но между традицией и текстом сохраняется постоянное творческое напряжение. У Писания есть собственный голос, и долг добросовестного интерпретатора - прислушиваться к этому голосу, осмысливая его как с помощью его собственной традиции, так и без нее.
Еще одно возможное возражение: могут сказать, что я обращаю слишком мало внимания на исторический контекст и развитие новозаветных этических учений. Не искажаем ли мы картину жизни раннехристианских общин, фокусируя внимание на канонических документах? Здесь заслуживают внимания три момента.
Первое. Следует ли новозаветной этике заниматься тем, что находится вне текстов? Представители исторической критики часто видели свою основную задачу в том, чтобы выявить истоки тех или иных идей, содержащихся в текстах. При таком подходе исследователь новозаветной этики занимается преимущественно источниками, реальными и гипотетическими, возможно, уделяя особое внимание реконструкции этического учения Иисуса и отличию его от канонических представлений о нем[25].
Второе. Следует ли новозаветной этике заниматься очерчиванием траекторий развития раннехристианского этического учения? Тут, конечно, каноническими текстами ограничиваться нельзя. Историк должен взвесить и ту информацию, которую содержат внеканонические материалы[26].
Третье. Следует ли новозаветной этике заниматься социальным этосом и обычаями раннехристианских общин? Исследователь, преследующий такие интересы, будет смотреть на новозаветные тексты как на окно, через которое можно увидеть, хотя бы через тусклое стекло, социальный мир и повседневную жизнь христиан І века[27].
Все эти вопросы сами по себе интересны, но на них сложнее дать определенные ответы, чем порой полагали прежние поколения новозаветников.
Читатель легко увидит, что я стою на плечах других исследователей. Мое прочтение канонических документов использует результаты научных работ по источникам, развитию и социальному контексту этих документов. Все это относится к тому, что я называю дескриптивной задачей. Серьезному исследователю текстов без внимания к таким факторам просто не обойтись; в книгу нельзя не включить результаты исторической критики. Однако моя основная задача состоит в другом: рассмотреть богословскую проблему того, как следует формировать этические нормы и обычаи современной Церкви на основе Нового Завета. Вопросы об историческом контексте Нового Завета здесь отходят на второй план. Мой ответ критикам звучит так: я не игнорирую историческую проблематику, а включаю ее в более глобальный проект интерпретации. Детально же анализировать исторические вопросы в рамках настоящей книги невозможно. Читатели, которые хотят ознакомиться с более подробным исследованием конкретных исторических проблем, могут обратиться к литературе, указанной в сносках.
Следующее возможное возражение: почему я не рассматриваю Ветхий Завет? Если Церковь считает Ветхий Завет священным Писанием, разве не естественно при обсуждении библейских этических норм рассмотреть весь канон? Нет ли у меня какого-то маркионитского предубеждения против Ветхого Завета? На это я должен ответить: читатель легко убедится, что я считаю Новый Завет постижимым только как герменевтическое усвоение Писаний Израиля[28]. Поэтому, хотя отдельно рассматривать ветхозаветные тексты здесь нет возможности (для этого надо писать отдельную книгу, гораздо большую, чем эта), в своей интерпретации Нового Завета я попытаюсь показать: убеждения его авторов сформированы свидетельством Ветхого Завета. (Подробнее см. в разделе 13.4.)
Верстка Минеи Праздничной выполнена с сентября месяца и праздника Начала индикта по август и Усекновения честныя главы Иоанна Предтечи. Даты подаем по старому и (новому) стилю. * * * Данная электронная версия Минеи Праздничной полностью сверена с бумажной версией. Выполнена разметка текста для удобочитаемости; выделено различные образы слова МИР: мир (состояние без войны), мíр (вселенная, община), мν́ро (благовонное масло).
Богословско-литературное наследие Леонтия Византийского, знаменитого богослова и полемиста VI века, до сих пор остается недостаточно изученным в России, между тем как на Западе в XIX–XX вв. ему были посвящены десятки исследований. Современному российскому читателю известны, пожалуй, лишь краткие упоминания о Леонтии в трудах протоиерея Георгия Флоровского и протопресвитера Иоанна Мейендорфа. До сих пор нет полного русского перевода ни одного трактата Леонтия Византийского... Не претендуя на полноту и окончательность, предлагаемый ныне сборник исследований призван дать современному российскому читателю необходимые сведения о составе «Леонтиевского корпуса» (Corpus Leontianum), его предполагаемом авторстве, структуре и содержании входящих в него богословских трудов. *** Редакционный совет Центра библейско-патрологических исследований (программа поддержки молодых ученых ВПМД) Отдела по делам молодежи Русской Православной Церкви: Иерей Сергий Шастин (настоятель Крутицкого Патриаршего Подворья, Председатель Всероссийского православного молодежного движения и Братства Православных Следопытов) Диакон Михаил Першин (директор центра, заведующий информационно-издательским сектором Отдела по делам молодежи Русской Православной Церкви) Иерей Сергий Осипов (технический редактор) Проф.
Впервые я познакомился со Спердженом, купив его книжку в букинистическом магазине в Ливерпуле в 1950 году, хотя после этого потребовалось еще несколько лет, чтобы я по-настоящему узнал его. На моей книжной полке стояли несколько его книг, и мне, тогда еще молодому христианину, нравилась горячая вера их автора, но по большей части я все же воспринимал Сперджена как чудо-проповедника чуждой мне викторианской эпохи. Тогда я был согласен с одним современным писателем, сказавшим, что «в век скучных английских проповедей Сперджен говорил захватывающим, богатым, метафорическим языком». К трудам Сперджена я относился как к обычным современным христианским книгам с евангельским содержанием, разве что их было слишком много.
Псково-Печерские листки — уникальное собрание духовного опыта, накопленного насельниками Свято-Успенского Псково-Печерского монастыря более чем за 500 лет. Издаваемые ещё со времён Великой Отечественной войны, эти листки и по сегодняшний день призваны помогать всем ищущим духовного возрастания и утешения. Теперь прикоснуться к многовековому опыту духоносных отцов смогут все — Псково-Печерские листки, старательно отобранные и оформленные, издаются отдельными, тематическими сборниками. Сборник «Как сохранить семью счастливой?» расскажет о том, как важно подготовиться к созданию семьи, как не потерять счастье и радость первых дней совместной жизни и сохранить эти светлые чувства на протяжении долгих лет; поможет научиться переносить трудности и испытания, столь неизбежные в каждой семье; подскажет, как воспитывать ребёнка в любви и живой вере в Бога.
В этой небольшой книге автор, игумения Евпраксия, рассказывает о жизни рядом со старцем, лаврским архимандритом Наумом (Байбородиным; 1927–2017). Много всего удивительного, чудесного происходило постоянно, но разве можно привыкнуть к чуду… А ведь самым большим чудом был сам Батюшка. Отец Наум был живым примером святости, примером невозможного для человека наших дней совершенства, примером полной безпощадности к себе и жертвенности, милосердия и безконечного терпения. В публикуемых рассказах запечатлены некоторые истории, связанные с его благословениями, его молитвами и заботами о своих духовных чадах.
В книгах «Реформаторы: Лютер. Кальвин. Паскаль» (1939–1940) и «Испанские мистики: Св. Тереза Иисуса. Св. Иоанн Креста. Маленькая Тереза» (1940–1941) Д.С.Мережковский подводит итог своим размышлениям о судьбах христианства в мире, как всегда тесно связывая события прошлых столетий с современностью. В первой трилогии речь идет о реформаторах «внешних», во второй – о «внутренних», чей мистический опыт, по мысли Мережковского, призван преобразить три мировые ветви христианской Церкви в Церковь Вселенскую.