Эти ведьмы не горят - [2]

Увы, такое счастье мне не светит. Это эгоистичное, очаровательно проклятье моей жизни – из одного ковена с моей семьей, что было здорово, пока мы встречались, а сейчас…

– Ой, Ханна, я и забыла, что ты здесь работаешь. – Вероника бочком подбирается к кассе, в корзине для покупок – фимиам и свечи, а ложь рекой льется с леденцовых губ. – Как дела?

Я сканирую свечи, которые Вероника выложила на прилавок.

– Что ты здесь делаешь?

– Закупаюсь. – Усмехаясь, Вероника переглядывается с мисс Как-Бишь-Ее, и та щелкает жвачкой.

– У нас тут ловушка для туристов, цены завышены, и ты в курсе. – Я засовываю свечи в бумажный пакет. Волосы у меня каштановые, длиной до плеч, сейчас они падают на лицо – получается неплохая ширма, заслоняющая от Вероники.

– Может, мне хотелось тебя увидеть. – Голос у Вероники – чистый мед, но мне в ее словах слышится подслащенный яд. – На эсэмэски мои не отвечаешь.

– Ну… это такой прозрачный намек. – Я кладу в пакет последний кусочек фимиама. – С тебя сорок четыре доллара девяносто девять центов.

Вероника протягивает наличку, ее пальцы задерживаются на моих. У меня по коже бегут мурашки, но она ничего не узна́ет. Нельзя, чтобы узнала, но ведь она до сих пор так на меня действует.

– Ханна, не надо обижаться! – почти искренне просит Вероника.

А как непринужденно она произносит мое имя! Я сглатываю поступивший к горлу комок – лишь тогда ко мне возвращается дар речи.

– Спасибо за покупку в «Полете у ночного котла»! Хорошего дня!

– Ладно, Ронни, пойдем! – Мисс Как-Бишь-Ее, которую Вероника не удосужилась представить, разворачивается и спешит к выходу, стуча каблучками.

Но Вероника мешкает. Опять задерживается. Будто хочет сказать что-то еще. У меня сердце рвется из груди – она наверняка слышит его стук. Я снова поправляю фирменную футболку «Котла».

– С каких пор ты позволяешь звать тебя Ронни? Ты же терпеть это не можешь.

Моя бывшая наблюдает, как ее подруга выходит из магазина. Убедившись, что мы одни, Вероника наклоняется через прилавок и смотрит на меня сквозь ресницы.

– Осторожнее, Ханна, а то подумаю, что ты ревнуешь.

Шею обдувает ветерок, направленный и усиленный потоком энергии Вероники. Лавандовый дым клубится между нами, ласкает щеку, скользит к ключице девушки, притягивая мой взгляд к открытому участку ее кожи.

– Что ты делаешь, черт подери?! – Кроме нас, я в магазине никого не вижу, но на всякий случай голос не повышаю, чтоб никто не подслушал. – Если леди Ариана засечет тебя за использованием магии на людях…

– Расслабься, Ханна. В такой магазинчик она в жизни не заглянет. Никто ни о чем не догадается. – Вероника впивается в меня изумрудными глазами, но я отступаю и отворачиваюсь.

Прилюдное использование магии – верный способ лишиться привилегий нашего ковена. А вот мне, например, совершенно не хочется, чтобы мое обучение откладывали лишь потому, что мерзавка-бывшая плюет на законы Совета.

Вероника со вздохом отстраняется от прилавка и перестает управлять воздухом. Ветерок стихает, превращаясь в естественный сквозняк.

– Довольна?

Ответом я ее не удостаиваю. Веронике известно, что будет, если нас засечет регуляр. Если узнает наша верховная жрица.

– Слушай, Ханна, я хотела спросить… – Вероника треплет пакет со свечами. – Ты завтра придешь на выпускной? Кажется, я наконец-то довела свою речь до идеала.

– Правда? – В голосе у меня столько одобрения, что самой противно. Долгая дружба бесследно не проходит, хоть Вероника и причинила мне много боли. Я скрещиваю руки на груди и оглядываю магазин, убеждаясь, что мы пока еще одни. – Нет, не приду. Мне лучше лишиться магической силы, чем на твоем выпускном сидеть.

Слова повисают между нами, заряженные большей энергией, чем искусственный ветерок Вероники. Она открывает рот, но не говорит ни слова. Неужели вспоминает день, когда мы покупали ей выпускное платье? Или тот вечер, когда ее официально объявили лучшей на выпуске? Или вспоминает, чем мы занимались сразу после того, как ее родители легли спать? Чувство вины щемит душу, но я его гоню. Это она виновата, что мы больше не вместе. Она причинила мне боль.

Вероника перекладывает пакет в другую руку, и ее лицо превращается в маску. Обиды уже нет. Нет девушки, которую я любила: ее вытеснила стерва, разбившая мне сердце.

Мисс Как-Бишь-Ее заглядывает в магазин, а потом направляется к прилавку.

– Ты в порядке?

– Конечно! – Натужно-лучезарная улыбка на губах у Вероники – словно меч в руках. – Я просто подумала, что забыла чек! – Она берет свою девушку под руку и дефилирует к двери.

Звон колокольчика объявляет об их уходе, а у меня чуть сердце не разрывается. В глазах стоят жгучие слезы, только лить их я не буду, не доставлю Веронике радости.

Она жестоко ошибается, если думает, что все лето может запросто являться ко мне на работу. Я олимпийская чемпионка по умению держать зло и таить обиду.

2

После работы я заезжаю в танцевальную студию, чтобы забрать Джемму с занятий по балету. Заметить ее легко: она почти на голову выше остальных. Когда в девятом классе Джемма вымахала до пяти футов девяти дюймов[1], все уговаривали девушку пойти в баскетбольную секцию, но ее тело создано для танцев. Она не просто идет, а словно по сцене вышагивает и буквально заплывает ко мне в машину.