Эта тварь неизвестной природы - [10]

Вадим шевельнул плечом, автомат сполз, прислонился к ноге. Вадим шевельнул ногой, автомат упал.

Кепка Башкалы одобрительно качнулась. Но пулемёт не двинулся, как влитой в пространство. Вадим уже устал не моргать, глаза резало.

– Ну и всё остальное. Рюкзак, куртку. Нож, пистолет. Медленно. Противогаз тоже снять.

Наблюдая за разоружением оставшейся в живых стороны, Башкало присел на стульчик Лёхи-Аспиранта. Посидеть и Вадим бы не отказался. Но РПК вместе с хозяином следил за малейшим его движением, и предохранитель был снят. Стульчик учёного был, видать, крепкий. Сначала Башкало сел осторожно, но, когда Вадим снимал прибор ИП, Башкало как-то поверил в силу стульчика и, подвигав задом, расселся вольготно, расставив ноги, всем центром своей тяжести. Расстояние до него от Вадима было три-четыре хороших плевка, но и труп Петровича лежал поперёк директрисы, и вещи Вадима. Брус Ли только и смог бы перепрыгнуть всё это, обойти встречные пули. Приёмом «комбинированная съёмка».

Вадим остался в пэ-ша, в чулках ОЗК поверх хвалёных американских ботинок. Ему становилось зябко, но он стоял неподвижно и ждал. Мёрз, стараясь не дрожать. Принюхивался и (уже привычно) двигал пальцами у бёдер, хотя бы так проверяя внешнюю обстановку. Чихнул два раза, но не от холода, а Башкало всё сильней свербел у него в носу. Башкало вдруг достал откуда-то бутылку водки, откупорил и начал мерно поглатывать из горла, следя за Вадимом одним глазом. Вадим поёжился, когда бутылка опустела. Башкало уронил её перед собой и ловко раздавил каблуком.

– Будешь? – спросил он, извлекая вторую. – Водка в Матушке и правда вода, но тебе – по обстоятельствам – не лишне и водички?

– Нет.

– «Никак нет», Аника-воин. «Нет» говорить надо было дома, маме. Ну раз «нет», то приступай к выполнению задания. Поставленного героически павшим старшим прапорщиком. Посмотрим, что там за двести миллионов… копеек.

– Нужно взять кое-что, – сказал Вадим, показывая на труп Петровича, сильно подмокший кровью.

– Да херня вопрос, бери, – Башкало вдавил донышко полупустой второй в землю и прицелился, держа пулемёт обеими руками.

Мертвецы Лёха-Аспирант и Петрович оказались совершенно правы. Несколько дымовух обозначили «восьмёрку» «гитик» прекрасно, как на уроке. Вонючий дым стлался по границе «локалей аномальных гравитационных интенсивностей неизвестной природы», ясно обозначая их.

– Двести миллионов копеек… Какой-то засранный младший научный сотрудник получает на руки чистыми четыре тысячи сто восемьдесят пять рублей в месяц! – провозгласил вдруг Башкало откуда-то из прошлого мира. Там тоже, оказывается, мыслительный процесс шёл, двигался, набирал обороты, матерел, приходил к выводам и высоко обобщал. Но Вадим даже не обернулся, заворожённый почти живыми извивами дыма. Это было сродни (не похоже, а сродни) как если рисовать табачным дымом на солнечных лучах, бьющих сквозь щели в тёмную сарайку.

– И сидит в своих палатках – на счётах щёлкает, ты понял?! Мэнээсишка поганый! По имени-отчеству, говорит… А у академика тогда сколько – по сту тысяч в месяц? Да я их маму топтал с вашим Горбачёвым вместе. Кто треки провешивает? Академик? Кто приборы таскает, кабеля? Мэнээс? Кто отсюда банки-воронки-ништяки носит-выносит? Горбачёв? Ни-хе-ра! Я! Я на аэродром выходил, я к объекту «Житкур» выходил, до половины дошёл с Пашей-Мазом! (Тут Вадим насторожился на секунду. Да-да-да, сказал Бубнилда, «Паша-Маз», я записал.) И мне, мне! – двести рублей за выход с вычетами. И где я их тут потрачу? Карантин? На хер ваш карантин.

А может быть, подумал Вадим, обращаясь к Бубнилде, это не две гитики, а одна? Или система из двух, подхватил Бубнилда. Система даже, наверное, лучше, согласился Вадим. А когда она одна – это брак, сказал Бубнилда. Да ты у меня астроном, сказал Вадим. Бубнилда самодовольно хмыкнул. Вадим поджёг ещё пару частей расчёски и подбросил их, одну справа, заполняя разрыв дымного обруча, вторую прямо в центр дыры, и она исчезла. Вадим встал на колено, наблюдая. В месте соединения частей «восьмёрки» дым рисовал трубу изнутри, ускорялся, плотнел… и вдруг обозначился перед Вадимом вертикально стоящий здоровенный круг. Вадим вскочил и отскочил на пару шагов, совершенно обалдев.

– А мы давно с ребятами уже говорили. Многие недовольны! Не дело это потому что. Мы тут, в Зоне, среди Беды, основные, нам и плати. А тут вас вдруг нагнали, видишь ли. Учи вас, тащи вас, делись с вами боевым опытом. Вот и доучили! На голову сели, вместе с такими же психами, как наш покойный старший прапорщик Петрович. Бампером меня хотел пустить, с-с-ыка. Меня! Гусь ему значит полуторатысячный показался, а меня, старого разведчика, решил пустить бампером в тяжёлое место. И за что? Вешки потерял! Я их и не терял… Ну, что ты там, контрактник? Ни хрена себе!

Вадим обернулся. Башкало стоял, опустив пулемёт, пялился на дымовую арку в пространстве, отвесивши челюсть, насколько позволял подбородочный ремень. Впрочем, оправился он быстрее, чем Вадим.

– Стоять, стай-ять! – сказал он, взяв Вадима на прицел снова. – Спокуха, сын. Да-а-а… Гитика, бля! – воскликнул он тихонько и весело. – Дыра во времени. Ну… Ладно. Готов к труду и обороне, товарищ путешественник в прошлое?