Эта идея должна умереть. Научные теории, которые блокируют прогресс - [50]

Здравый смысл Роберт Провайн

Нейробиолог, почетный профессор психологии Университета штата Мэриленд в графстве Балтимор. Автор книги Curious Behavior («Необычное поведение»).

Мы воображаем себя умными, сознательными, внимательными, обдуманно идущими по жизни людьми. Это иллюзия. Нас вводит в заблуждение наш мозг, который производит фрагментарный, рациональный нарратив подсознательных – иногда иррациональных или фиктивных – событий, которые мы воспринимаем как реальность. Эти нарративы настолько притягательны, что они превращаются в здравый смысл, и мы их используем, чтобы направлять свою жизнь. В случаях мозговых нарушений неврологи используют термин «конфабуляция», чтобы описать старательные, но безуспешные попытки пациента воспроизвести точный нарратив жизненных событий. Я предлагаю быть настороже относительно повседневной непатологической конфабуляции и одновременно отправить в отставку гипотезу здравого смысла, согласно которой мы являемся рациональными существами, осуществляющими полный сознательный контроль над своей жизнью. На самом деле мы, возможно, только пассажиры в собственном теле, решившие немного покататься и имеющие только самое общее представление о нашем статусе, курсе и месте назначения.

Наука о поведении и о мозге выявляет трещины в нашем синтетическом, сгенерированном нейронами представлении о реальности. Исследования сенсорных иллюзий показывают, что восприятие – это просто наши наилучшие оценки природы физических стимуляторов, а не точная передача вещей и событий. Образ нашего собственного тела – это странно очерченный продукт функции мозга. Память о прошлом тоже полна неопределенности; это не считывание информации из мозгового нейронного банка данных, а текущее конструирование, уязвимое для ошибок и предвзятости. Мозг также принимает решения и инициирует действия еще до того, как человек осознал, что он обнаружил стимуляторы и отреагировал на них. В своих собственных исследованиях я обнаружил, что люди выдумывают рациональные объяснения для своего смеха – такие как «Это было забавно» или «Я был смущен», – игнорируя невольную природу смеха и его частую заразительность.

В своей жизни мы руководствуемся чередой таких приблизительных оценок поведения и умственного состояния своего и других людей – оценок, которые хотя и несовершенны, но адаптивны и достаточно точны, чтобы худо-бедно справляться. Однако как ученым нам требуется нечто большее, чем просто объяснения по умолчанию, основанные на здравом смысле. Наука о поведении и о мозге предлагает путь к такому пониманию, которое бросает вызов мифам об умственной жизни и повседневном поведении. Одно из удовольствий на этом пути состоит в том, что реальность часто переворачивается на голову, обнажая скрытые процессы и предлагая откровения о том, кто мы, что мы делаем и куда мы идем.

Не может быть никакой науки об искусстве Джонатан Готтшалль

Почетный исследователь Департамента английского языка Колледжа Вашингтона и Джефферсона. Автор книги The Storytelling Animal («Животное, рассказывающее истории»).

Пятнадцать тысяч лет назад на территории современной Франции некий скульптор проплыл по подземной реке и затем прополз почти на километр в глубину горной пещеры. Из глины, которую он нашел там, первобытный скульптор вылепил большого быка-бизона, собирающегося взобраться на корову, а потом так и оставил свое творение в недрах земли. Никто не тревожил двух бизонов в пещере Тюк Д’Одубер, пока в 1912 году их не обнаружили мальчишки, пробравшиеся туда, – и так было сделано одно из многих случившихся в ХХ веке потрясающих открытий изысканного пещерного искусства, возраст которого иногда составляет десятки тысяч лет. Эти открытия перевернули наши представления о том, какими были наши жившие в пещерах предки. Это не были косматые хрюкающие троглодиты – у них были души настоящих художников. Они показали нам, что человек по самой природе своей – а не только в силу обретенной культуры – представляет собой примата, который производит искусство, потребляет искусство, одержим искусством.

Но почему? Зачем первобытный скульптор забирался под землю, создавал произведение искусства и оставлял его там во тьме? И главное, почему вообще появилось и существует искусство? Ученые придумали множество теорий, пытаясь ответить на подобные вопросы, но точного ответа мы так до сих пор и не знаем. Одна из причин этого заключается в том, что наука относится к этой проблеме спустя рукава.

Когда-то давно кто-то объявил, что искусство не может быть предметом научного исследования – и почему-то почти все этому поверили. Гуманитарные дисциплины и естественные науки представляют собой, как сказал бы Стивен Джей Гулд, непересекающиеся магистерии (Non-Overlapping Magisteria, NOMA); инструментарий одной совершенно не подходит для другой.

Наука по большей части приняла эту точку зрения. Как иначе можно объяснить то, что она игнорирует искусство? Люди живут в окружении искусства. Мы читаем истории, смотрим их экранизации по телевидению и слушаем песни. Мы пишем картины и любуемся ими. Мы украшаем свои дома так же, как птица-шалашник украшает свое гнездо. Мы требуем, чтобы товары, которые мы покупаем, были красивы, – этим требованием объясняется глянец наших автомобилей и модернистская эстетика наших айфонов. Мы творим искусство из наших собственных тел, работая над ними, словно скульпторы, с помощью диет и упражнений, украшая их драгоценностями и красочной одеждой, используем нашу кожу, словно живой холст, который мы покрываем татуировками. И так во всех культурах мира. Как доказывал покойный Денис Даттон в книге «Инстинкт искусства» (