Эстонские повести - [89]

Ханнес поколебался и согласился. — Так и быть, могу и остаться… Кабы меня дома кто-нибудь ждал…

И они посидели еще, Ханнес вытащил из рюкзака свежую рыбу, Альвийне ее поджарила, бутылка «лекарства» тоже появилась опять на столе. Они сидели еще довольно долго. Наконец Альвийне сказала:

— Папуля, помоги мне дойти до кровати, я устала…

Ээди поднялся, Альвийне оперлась на его согнутую руку, и они отправились в заднюю комнату — женщина шла расслабленной походкой, слегка пошатываясь, но с гордо поднятой головой; глубина темно-оливковых глаз Альвийне скрывала в себе вопросы, на которые не было ответа, — так же как скрывала их и ночь за окном, незаметно опустившаяся на землю, на лесную дорогу, на дома деревни и на людей, которые укладывались спать, завтра им снова предстоял рабочий день, и надо было восстановить силы, чтобы…

Ханнесу эта ночь не принесла никакой определенности, и утром…

4

…Ханнес, уже одетый, соображал, что ему делать дальше, идти ли прямо домой (ох уж это чужое горе, начни только ему сочувствовать, и оно разъест твою душу, будто ржа железо, в особенности если ты живешь, существуешь один…) — да, идти ли прямо домой, куда его вовсе не тянуло, или же выждать положенное время, отправиться в магазин и снова купить того же самого, что и вчера; тогда сегодняшний день стал бы повторением вчерашнего…

Был ранний утренний час, но все же не настолько ранний, чтобы люди еще не успели приступить к работе; более того, некоторые свою работу уже закончили; одна из них и пришла в дом к Ээди, чтобы поговорить по телефону, и находилась в соседней комнате.

«Хельдурова Эне!» — Ханнес узнал ее по голосу.

Ханнес прислушался, Эне разговаривала с начальством из конторы.

И не просто так разговаривала — это был деловой разговор. Насчет того, что у мерина слетели подковы, прежде одна, а вчера и вторая, теперь лошадь оскользается, может упасть и покалечиться… Пусть придет кузнец и подкует ее.

«Ох уж эти женщины, еще раннее утро, а они уже командуют!» — подумал Ханнес.

Из конторы ответили (это Ханнес понял по отрывочным фразам Эне), что у кузнеца срочная работа и пусть она, Эне, обходится без подков; много ли у мерина при ферме ходьбы, тем более что на двух копытах подковы еще целы. Эне же возразила, что кабы и впрямь у нее самой подков не хватало, она, так и быть, обошлась бы и без них. А мерину не легче от того, что две подковы еще держатся; человек и тот на своих двух ногах спотыкается, а это лошадь…

Эне говорила и возражала очень спокойно, Ханнес и прежде замечал, что она голоса ни с того ни с сего не повысит, даже когда разозлится. Только он становился по-особенному грудным, — слова как бы исторгались со дна души внезапными резкими порывами, как грозовые набеги среди лета: налетит гроза, окатит тебя и умчится своей дорогой, прежде чем ты сообразишь, что вымок до нитки.

— Ладно, ежели кузнецу недосуг ко мне с горы спуститься, так мы с Упаком сами к нему подымемся, — отрезала Эне. — Подъедем к кузне, небось выкроит минуту, чтоб две подковы прибить… Ладно, что мы по-пустому время переводим! Я подымусь на гору и не съеду назад, покуда кузнец мерина не подкует. Буду сидеть там хоть до завтра или до послезавтра! — Щелк! Телефонная трубка опустилась на рычаг.

Теперь Ханнес решил себя обнаружить.

— Доброе утро! Ты, никак, опять ссоришься! — произнес он, переступая порог.

— Доброе утречко! — ответила Эне. Она словно бы ничуть не удивилась, увидев Ханнеса в такой ранний час в чужом доме, наверное, ее мысли все еще были заняты кузницей и кузнецом. А может, она благодаря деревенскому беспроволочному телеграфу уже знала, что Ханнес провел здесь весь вчерашний вечер? Или же вообще не считала своим делом знать, чем Ханнес занят и где находится?

Нет, это все же было не совсем так! Вначале Эне и впрямь думала о своем, но вскоре она взглянула Ханнесу в лицо — правда, на одно мгновение, но зато очень внимательно. И этого мгновения ей было достаточно, чтобы все понять.

Эне сразу отвела глаза в сторону и в задумчивости уставилась в пол. Ханнес стоял и ждал, что же будет дальше, он словно догадывался, что Эне неспроста изучает пол, словно знал, что в этот момент Эне думает и решает также и за него, неспособного принять решение…

Так оно и оказалось!

— Ты что, тоже домой наладился? — спросила Эне.

Ханнес взвешивал, что ему ответить.

— И сам не знаю… — произнес он наконец. — Прикидываю так и эдак…

— Шел бы ты лучше к себе, — сказала Эне. Не навязчиво, лишь дала понять, раз у них одна дорога, так могли бы вместе и пойти. — На ферме мои мешки с комбикормом свалены. Помог бы мне их к дому доставить. Мужики вчера с центральной усадьбы привезли, а Эльдур только к ночи домой заявился, так мы за мешками-то сходить и не успели.

— Ну что ж, в таком случае пошли, — ответил Ханнес.

Он снял со спинки стула куртку, натянул на себя, надел на голову привезенную из Америки клетчатую кепку, взял изрядно похудевший со вчерашнего дня рюкзак, с которым ходил в магазин, и перебросил его через плечо; открыл дверь кухни, чтобы попрощаться с Ээди и Альвийне, но в кухне никого не было, и Ханнес вновь притворил дверь. В конце концов, он ничего не уносил отсюда, кроме чужого горя, а с ним можно было уйти и не попрощавшись.