Эстонская новелла XIX—XX веков - [138]

— Как я уже сказал, я в своем доме не желаю видеть изданий для бедняков. Не нужно нам это новое искусство, — высокомерно изрек Клани.

— Именно, именно… Следующий.

— Я также премного озабочен состоянием духа людского, коль скоро его таким манером начнут искушать. Настало время пресечь это.

Так заявил высокообразованный doctor universalis Якоб. Затем слово взял аббат Ефраим:

— Я уже изложил подробно свои соображения. Ежели мы желаем сохранить высокую суть и ценность зерцала человеческой души, каковое есть книга, то запретим это искусство от машины!

— Такого рода новшество иной раз подобно лавине, и удержать его трудно, — сказал ректор. — Некоторую опасность, таящуюся в распространении дешевой духовной пищи, усматриваю и я. Чем больше людей будет причастно книге, тем расплывчатее станет мысль, тем неустойчивее сознание, и гул пустых споров помешает расцвету истины. Должно неусыпно блюсти границы и разрешать печатать на станке лишь некоторые бумаги самого простого назначения.

Настал черед магистра Бартоло высказаться. В обители его преосвященства Доната никто не решался говорить вразрез с волею владыки, которая столь ощутимо витала в воздухе, довлея над сознанием участников совета. Бартоло взглянул преданным взором на Томаса Клани и произнес:

— Не хочу и я, чтобы неповторимое в своей сути искусство представало в дешевых изданиях. Дайте беднякам то, что им предназначено, но высокую философию и утонченную поэзию нет надобности печатать новым способом, ибо мясники все равно не станут ее читать.

Архиепископ выжидательно взглянул на бакалавра. Луллус пожал плечами.

— Ну что же, если все против… Переписка книг для студентов победнее, которые не могут платить, сейчас большое подспорье, да и профессора имеют в том нужду. Если это будет упразднено, сможет ли, кто победнее, учиться? Так что и я вкупе со всеми против новшества и за осмотрительное его использование.

Оставалось еще низшее сословие — ремесленник Эразм. Он сказал коротко и ясно:

— Я против.

Архиепископ потирал руки. Святого отца премного обрадовало единодушие его паствы. Для чего ему понадобился этот совет из людей разного происхождения, пусть остается на его совести. Высокий владыка иной раз любил казаться гласом всех сословий и мудро придавал своему заранее готовому решению вид их волеизъявления.

— Итак, мы можем сообщить епископам Майнца, Страсбурга и близлежащих городов о своем единодушном и твердом желании, исторгнутом из наших общих уст. Тем самым мы явим миру, что неусыпно печемся о бессмертной душе, отданной господу, и алчущем общения разуме человека и всеми помыслами устремлены к тому, дабы и это новшество, вынесенное из тьмы на свет стараниями брата Магнуса, не обратилось во зло детям господним. И да будет каждый из вас благословен на его добром слове.

Архиепископ вновь обвел взглядом свою паству, стремясь запечатлеть в памяти, кого разумно будет привлечь к полезной деятельности и при следующей надобности. Затем все разошлись.

Так закончился совет, еще раз показавший, что человеку во все времена было свойственно предвидеть далекое будущее и в сердце своем печься о благе всего человечества. И да послужит для нас отрадой доброжелательная забота этих древних мужей. Они сказали, что могли, и менее всего повинны в том, что новое изобретение все же пробило себе дорогу. Стало это наказанием или же благословением — пусть каждый решит для себя сам, но нам не должно забывать их голоса, не столь уж и давние, рядом с новыми, которые время от времени возвышаем мы сами, озабоченные будущим человечества, каковое, по нашему опасению, не в состоянии в этом суровом мире само за себя постоять.

1972

ТОРТ

В угловую кондитерскую на окраине города вошли молодой человек и девушка. Вдоль стены маленького магазинчика, той, что длиннее, тянулся прилавок с застекленной витриной. За прилавком сидел мужчина в белом халате и читал книгу на иностранном языке. Продавец выжидательно взглянул на вошедшую пару, но они ничего не спросили, и он вновь погрузился в чтение.

Парочка разглядывала торты в витрине, которые были выставлены в порядке возрастания цены. Начиная с самых дешевых и кончая дорогими фигурными. Затем шло небольшое свободное пространство, завершавшееся группой странных предметов: под стеклом лежали старое ведро, конторская книга, штопор, потертая кожаная сумочка и вымазанная известкой кельня. Может быть, витрина служила продавцу и кладовкой, а может быть, он выставил там забытые покупателями вещи. Почему-то создавалось впечатление, будто они лежали там очень долго нетронутыми и словно бы вросли в свое место, чего нельзя было сказать о тортах: торты имели вид аппетитный и свежий.

Молодой человек взглянул в окно на маленькие деревянные домики по другую сторону улицы и произнес:

— Странно, что здесь, на окраине города, перед праздниками такой большой выбор тортов. В центре сейчас ничего не достанешь.

— А мы и забрели-то сюда совершенно случайно! Или ты знал об этом магазине? — тихо спросила девушка и бросила быстрый взгляд на продавца. Тот был углублен в чтение.

— Понятия не имел. Насколько помню, я не раз проходил по этой улице, но никогда не замечал, что тут есть кондитерская.