Эстонская новелла XIX—XX веков - [119]

— Это они из-за нас, немцев, такие, — произносит мужчина. — Мы их такими сделали.

— Пусть побираются у себя дома.

— У них нет домов, мы сожгли их. Есть только голые пустыри.

Немец аккуратно придвигает стул к столу и благодарит за кофе.

— Герр Лотар… так вы придете, как всегда, в субботу, в десять, не правда ли?

— Фрау Минна, я больше не приду. Никогда, — говорит немец.

И он действительно больше не пришел.

1960

ДОН АЛЬФРЕДО

Когда в городском кинотеатре перед сеансами начал выступать с мексиканскими песенками дон Альфредо, Марии было шестнадцать лет. Дон Альфредо — ослепительно красивый мужчина. Иссиня-черные волосы, горяще-тоскующие глаза. Он появлялся на сцене за полчаса до начала сеанса в ярком полосатом пончо и с гитарой в руках.

Сладкая боль пронизывала сердце Марии, когда она видела дона Альфредо, она никогда не думала, что можно петь так чудесно. Настоящий художник. Он делал близкими далекие страны, где аромат роз, южное палящее солнце, синие берега, оазисы и белые песчаные пустыни. Прекраснее всего пел он о Розите и о своей любви. Мария закрывала глаза и задыхалась от восторга.

Днем и ночью думала она о доне Альфредо и каждый раз чувствовала, что задыхается; только работая, она забывалась. Мамзель, у которой она училась искусству швеи, с возмущением бросала ее работу обратно: Мария неправильно пришивала кнопки и крючки, делала петли слишком большими или слишком маленькими, наметывала кружева и воланы наизнанку.

Бедная швея была влюблена.

Она была бледной, маленькой, в больших детских глазах поселился тревожный блеск, по вечерам она часто отпрашивалась у хозяйки. Так что мамзель вынуждена была предупредить ее:

— Смотри, Мария!

Она покупала билет и садилась подальше, к стене. Старалась не выделяться и в то же время страстно желала, чтоб дон Альфредо ее заметил и видел бы только ее. Уже скоро Мария знала наизусть все песни дона Альфредо и мурлыкала их под нос, пришивая пуговицы, — песни о караване, шагающем в песках пустыни, и об апельсиновых рощах.

Однажды она просидела всю ночь, делая из лоскутков шелка и бархата красную розу, а вечером пошла в кино, приколов ее на грудь.

Ей показалось, что дон Альфредо, поклонившись залу, заметил ее. Ушла она взволнованная и на следующий день чувствовала себя плохо. Под глазами синели легкие тени, личико казалось прозрачно-белым. Она то и дело больно колола иглой пальцы, и мамзель сказала:

— Смотри, Мария!

После кино она долго бродила по улицам и в парке, воображая, что дон Альфредо рядом. Вот он идет ей навстречу из-за деревьев, вот его отражение в пруду, вот, обнимая ее, он набрасывает шарф ей на плечи. Дон Альфредо, ослепительный мужчина с иссиня-черными волосами и страстным взором, от которого слабеют ноги. Всякий раз, когда кто-то догонял ее, сердце девушки билось сильней и она мгновенно оглядывалась. Она ждала…

Мамзель по-своему понимала страдания ученицы. Уперев руки в бока, она впилась в Марию взглядом.

— Он говорил уже с тобой?

— Нет еще, — прошептала Мария.

— Тогда ты должна сама с ним поговорить, если еще не поздно… — посоветовала мамзель.

Действительно, так не могло продолжаться. Каждый вечер ходила Мария в кино, слушала песни дона Альфредо и уходила.

— А фильм смотреть вы не останетесь, барышня? — с насмешкой спрашивала билетерша.

— Нет, — отвечала девушка едва слышно, понурив голову.

Она написала дону Альфредо много писем. Они лежали в ее бельевой корзине под кроватью. В письмах она, не таясь, говорила все, что приказывало ей любящее сердце. Иногда она по нескольку раз переписывала одно и то же письмо, если, перечитывая, находила его нескладным и глупым, и только тогда клала его в корзину к другим.

Лежа ночью с открытыми глазами, она представляла себя скачущей сквозь пустыню с доном Альфредо: он поет и поддерживает ее в седле впереди себя. Его широкое сомбреро защищает их обоих от палящего солнца, а высокие зеленые колонны кактусов укрывают их путь прохладной тенью. Им попадается змея, и дон Альфредо говорит: «Не бойся, ведь я с тобой, Мария…» — и сплетает вокруг нее руки.

Так не могло продолжаться.

Большая любовь делает человека смелым, и девушка решилась сама пойти к дону Альфредо. Когда она перед уходом завязывала ленты шляпки, мамзель оторвалась от своего шитья, ощупала колючим взглядом формы девичьего тела и зашипела угрожающе, держа булавку во рту:

— Смотри, Мария!

Она не знала адреса дона Альфредо и спросила в кассе кино. Ее направили на второй этаж, куда вела старая, истертая деревянная лестница.

— Идите, он сейчас там.

Дверь была открыта настежь, дон Альфредо стоял посреди комнаты, а пожилая женщина с крупным носом кричала на него:

— Хочешь, Антс, я скажу, какова тебе красная цена?!

— Я говорил с хозяином. Он не платит, — отвечал доп Альфредо устало. У него было старое лицо и лучи морщинок вокруг озабоченных глаз. И волосы вовсе не иссиня-черные, а редкие и желто-серые.

— Попроси его, Антс! Может, даст, — поучала женщина.

И мужчина устало отвечал:

— Он мне не дает ни гроша.

— Ты хочешь, чтоб дети умерли с голоду, — заплакала женщина.

— Отнеси что-нибудь в ломбард, — сказал мужчина, глядя в сторону Марии. Но девушка поняла, что он ее не заметил и даже не догадывается о ее присутствии.