Эстеты из Кукановки - [44]
Пока она рылась в складках своей одежды, к редактору бочком подобрался господин во фраке, наваринского дыму с пламенем.
— А не найдется ли у вас мертвых душ? — конфиденциально спросил он шепотом.
— Мертвых душ? — растерянно переспросил редактор. — Так это вы не по адресу. Попробуйте обратиться в Союз писате…
Его перебил юркий молодой человек с хохолком на голове.
— А, душа Тряпичкин! — радостно воскликнул он. — Ты еще жив? Пописываешь? Помоги мне, братец! Надоело вертеться в газетных эмпиреях, хочу податься в дипломаты. Будь другом, окажи протекцию!
Но тут ввалилась новая компания, сплошь иностранцы. Геркулес с авоськой золотых яблок, царь Гордий с бухтой веревки, завязанной узлами, Прокруст с раскладушкой, Дамокл с ржавым мечом. Забинтованный Прометей размахивал больничным листом. Пытаясь одновременно вкатить свои бочки, Диоген и Данаиды застряли в дверях.
— Эврика! — кричал Архимед, помогая им распутаться.
— Посторонись, греческая твоя морда! — надменно сказал Гай Юлий Цезарь, продираясь к редакторскому столу. За ним по пятам ехал верхом на лошади Калигула.
— О писец! — топнул римлянин ногой в котурне. — Доколе вы будете совать божественного Цезаря в фельетоны? Надоело мне по поводу и без повода толковать о брошенном жребии и паршивой речушке Рубикон. Надоело по всякому поводу галдеть: «Пришел, увидел, победил!» или орать: «И ты, Брут!» Все Цезарь да Цезарь. Каждой дыре затычка! Небось, эту сволочь Тиберия не трогаете.
— И подонка Домициана тоже, — сварливо добавил Калигула. — На мне и на моей лошади отыгрываетесь. А овес-то нынче почем?
— Давайте разберемся спокойно, — пришел наконец в себя редактор. — Прежде всего, Калигула, разве можно лезть с лошадью в служебное помещение?
— Редактор прав, о Калигула! — грянул Гай Юлий. — Редакция — это тебе не сенат.
— А ты кто такой? — злобно завизжал Калигула, И два цезаря начали склоку, попрекая друг друга всякими аморальными поступками. Пока они перебранивались, Остап тихонько сказал редактору:
— Так как? Будет мне пенсия или нет? Не мучьте дитю.
— А может, вам ключи от квартиры, где деньги лежат? — ядовито спросил обозлившийся редактор. Перед ним лежали гранки свежего фельетона, и он брал цитаты прямо оттуда. — Принести пенсию на блюдечке с голубой каемочкой?
Остап понял, что пора уходить. Он быстро выбрался из кабинета и пошел по улице, залитой солнцем. Шагая, он прикидывал, куда ему теперь обратиться: в охрану труда, в министерство социального обеспечения или прямо в ВЦСПС?
А в это время в редакторском кабинете разгорелась дискуссия. Слышались разноязычные ругательства и бряцание мечей. Фельетонные герои, желая доказать свои права на заслуженный отдых, обступили стол редактора и наперебой кричали.
— Дайте мне точку опоры! — требовал Архимед.
— И щуку бросили в реку! — возразила ему Фемида.
— И на солнце есть пятна! — поддержал ее Чичиков и почему-то добавил: — Я умываю руки.
Прометей, Дамокл и Гордий хором скандировали:
— Моя хата с краю! Победителей не судят! После нас хоть потоп! А воз и ныне там! Еще одно последнее сказанье…
Два цезаря, которым наскучила перебранка, принялись драться.
— Лучше поздно, чем никогда! — заявил сын отваги Гай, дав затрещину Калигуле.
— Иван кивает на Петра! — ответствовал тот, огрев противника креслом, обитым дерматином. Редактор не выдержал.
— Александр Македонский был великим полководцем, но зачем же стулья ломать? — с укором воскликнул он и стал разнимать дерущихся, приговаривая:
— О времена, о нравы! Все врут календари! А ларчик просто открывался! Счастливые часов не наблюдают!
Близился час верстки…
ИЗВИНИТЕ ЗА ГРУБОСТЬ
Я часто думаю: хорошо это или плохо — телефон «БВУ»? И что было бы, если бы у меня был не он, а «НБВУ»?
Нет. Это вовсе не название системы, вроде, скажем, Телефункен или Эриксон, это просто «бывший в употреблении» и «не бывший в употреблении». Речь идет не о телефонном аппарате; он ко мне попал прямо из пеленок, новорожденным. Речь идет о номере.
Дело в том, что, когда телефонизировали наш дом, мне достался «БВУ» № 999-27-27.
С тех пор прошло три года, а я и до сих пор не знаю, кому он принадлежал раньше. Иной раз мне кажется, что им обладала густонаселенная коммунальная квартира, где обитало по меньшей мере сто жильцов.
А иногда мне думается, что телефон под таким номером стоял в коридоре, где находилось несколько контор, учреждений, канцелярий и был единственным для всех. А потом мне приходит в голову, что мой номер принадлежал коммутатору, обслуживающему целый микрорайон. Поздно вечером после очередного звонка я сижу, смотрю на его аккуратную кремовую фигурку и тихонько шепчу:
— Чей же ты был, голубчик? Ну, признайся, не темни.
Но он молчит. А по звонкам разве что узнаешь? Только больше запутаешься.
— Тр-р-р! Беру трубку.
— Позовите Анатолия Мироныча.
— Ошибка. Здесь нет таких.
— Вы что? Оглохли? Я прошу Анатолия Миррроныча!
Разъясняю. Долго. Терпеливо. Даже самой надоело себя слушать. Человек вроде бы понял:
— Ага, ага. Ясненько. Тогда я попрошу вас, скажите его теперешний номер.
— Чей?
— Анатолия Мироныча.
Я шепчу «жаба» и бросаю трубку на рычаг.
