Эстетика Другого - [2]
Ведя разговор о принципах онтологической эстетики, вникая в эстетические феномены, мы косвенным образом отвечаем на вопрос о границах технического мира, отвечаем хотя бы тем, что тематизируем тот аспект нашего бытия в мире, который о-граничивает сферу техники. Мыслящее углубление в область эстетических данностей, понятых из их онтологического истока, – это углубление в область, которая располагается по ту сторону "мира как объекта технических манипуляций".
Возрождение интереса к онтологии во всем размахе ее проблематики отвечает на вызов технической (информационно-технологической) цивилизации, и имеет общекультурное значение. Сам факт существования метафизики, онтологии – феномен, свидетельствующий (вместе с феноменами веры, искусства, совести, любви), что техническая цивилизация не тотальна, что мир не есть только мастерская и склад сырых материалов, но что он прежде всего – храм, пусть даже мы – в водоворотах текущей повседневности – этого и не замечаем.
Странно, но кому-то и сегодня кажется, что с помощью технологически точного и отлаженного, рационально-выверенного и расчетливого подхода к миру можно решить все жизненные проблемы. Ведь "новейшие технологии" обещают столь многое! Перед нами бесконечный ряд технологий: технологии связи и технологии психологические, технологии политические и образовательные, технологии компьютерные и биологические, технологии планирования и клонирования... Кажется, что с помощью техники можно сделать все, и все будет сделано, если не сегодня, то завтра. Технологии виртуализируются. Виртуальный, сделанный человеком мир порой очень трудно отличить от несделанного, от Богом данного. Технологии становятся все более гибкими, но не перестают быть технологиями. Рациональная, рассчитывающая наперед деятельность теснит со всех сторон данное, сущее, теснит "созерцательную жизнь" и своим всё возрастающим нажимом стимулирует тягу к ней. Именно этой тягой обусловлен не спадающий уже много десятилетий интерес деятельного Запада к бездеятельному Востоку, к его древней созерцательно-медитативной мудрости. Чем глубже в подполье загоняется все непосредственное, все, что может или быть или не быть, но что нельзя сделать на "заказ", что нельзя "иметь", тем с большей энергией человек устремляется к непосредственному, к самоданному, к настоящему. Эти (онтологические по своей направленности) противочувствие и противомыслие (противомыслие, рожденное победным движением технологически-ориентированного разума) поддерживает общественный интерес к метафизике, к онтологии и, что для нас особенно важно, – к "эстетическому" как области непосредственной данности Другого.
Эстетический опыт есть феномен (конечно, не единственный), который противостоит миру сделанного. Эстетическое как непроизвольное, как данное онтологично по самой своей природе. Эстетическое чувство напоминает о присутствии в жизни того, что просто есть, с чем нечего делать (с чем ничего не поделаешь), что нельзя использовать, но что важно своей самобытностью, своей неподдающейся симуляции реальностью. Однако то, что нельзя объяснить и использовать, можно попытаться осмыслить, поняв Другое как границу мира техники, причем границу, проходящую прямо через нас, границу, которая есть мы сами в глубине нашего существа. Эстетическое есть что-то, что мы в принципе не можем объяснить и произвольно вос-произвести по заданной "схеме"; оно есть то, во что мы можем углубиться аналитически-деятельной мыслью, чтобы лучше понять себя и мир. Эстетическое – это та область философского вопрошания, которая может быть особенно интересна современному человеку, ищущему не "эффективного" и "удобного", а подлинного, настоящего, действительного. Почему? Прежде всего потому, что оно удовлетворяет потребность современного человека в онтологических «константах».
Тема этой книги - "эстетика Другого". В ее заглавии слышны отголоски вопросов, которые ставил перед собой автор. О чем же он спрашивал себя, когда писал эту работу? А вот о чем. Что мы чувствуем, когда чувствуем что-то особенное, Другое? Что происходит с нами в момент, когда мы как-то по особому расположены? Что это за расположения? Как мы бываем расположены? Если расположения отличны друг от друга, то чем? И, наконец, каковы онтологические предпосылки, делающие такого рода чувства возможными?
В основе этих вопросов – удивление перед тайной Другого, с которым хотя бы раз в жизни встречается каждый человек. В этих непохожих друг на друга встречах есть что-то таинственное, что-то, что заставляет нас остановиться. Это тайна, с которой люди сталкиваются прямо посреди повседневной сутолоки, когда они неожиданно, "вдруг" выпадают из нее в онтологически иное измерение и располагаются каким-то особенным образом, "эстетически". Эстетический интерес к Другому, необычному (интерес, питаемый удивлением) – это интерес к тому, что ставит нас в ситуацию неопределенности, что заставляет нас спрашивать себя: "Что это было?"
Особенное в чувствах человек выделял издавна и стремился выразить опыт особенного в логосе. Одно из широко распространенных в культуре имен для обозначения чувственной данности особенного – "красота". Уже древние греки размышляли над природой (тайной) красоты, которая неотрывна от вещей и в то же время не тождественна им, а есть что-то Другое, особенное в них. Этот интерес к необыкновенному в наших чувствах не исчезал никогда, но с 18-го столетия он оформился в особую область философского знания, названную Баумгартеном "эстетикой".
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга представляет собой исследование эстетического опыта, возникающего в процессе особой, направленной на его достижение деятельности. Опираясь на концептуальный инструментарий феноменологии эстетических расположений, автор выделяет эстетическое паломничество, эстетическое действо и художественно-эстетическую деятельность в качестве трех типов эстетической активности. Особое внимание уделяется обоснованию и конкретизации (на примере «банной церемонии») феномена эстетического действа. Во второй части исследования рассматривается специфика художественно-эстетического опыта в его отличии от опыта эстетического, не связанного с созданием произведений искусства.Книга представляет интерес для философов, культурологов, литературоведов, искусствоведов, психологов и всех, кто интересуется современной эстетикой, антропологией, онтологией и теорией культуры.
Макс Нордау"Вырождение. Современные французы."Имя Макса Нордау (1849—1923) было популярно на Западе и в России в конце прошлого столетия. В главном своем сочинении «Вырождение» он, врач но образованию, ученик Ч. Ломброзо, предпринял оригинальную попытку интерпретации «заката Европы». Нордау возложил ответственность за эпоху декаданса на кумиров своего времени — Ф. Ницше, Л. Толстого, П. Верлена, О. Уайльда, прерафаэлитов и других, давая их творчеству парадоксальную характеристику. И, хотя его концепция подверглась жесткой критике, в каких-то моментах его видение цивилизации оказалось довольно точным.В книгу включены также очерки «Современные французы», где читатель познакомится с галереей литературных портретов, в частности Бальзака, Мишле, Мопассана и других писателей.Эти произведения издаются на русском языке впервые после почти столетнего перерыва.
В книге представлено исследование формирования идеи понятия у Гегеля, его способа мышления, а также идеи "несчастного сознания". Философия Гегеля не может быть сведена к нескольким логическим формулам. Или, скорее, эти формулы скрывают нечто такое, что с самого начала не является чисто логическим. Диалектика, прежде чем быть методом, представляет собой опыт, на основе которого Гегель переходит от одной идеи к другой. Негативность — это само движение разума, посредством которого он всегда выходит за пределы того, чем является.
В Тибетской книге мертвых описана типичная посмертная участь неподготовленного человека, каких среди нас – большинство. Ее цель – помочь нам, объяснить, каким именно образом наши поступки и психические состояния влияют на наше посмертье. Но ценность Тибетской книги мертвых заключается не только в подготовке к смерти. Нет никакой необходимости умирать, чтобы воспользоваться ее советами. Они настолько психологичны и применимы в нашей теперешней жизни, что ими можно и нужно руководствоваться прямо сейчас, не дожидаясь последнего часа.
На основе анализа уникальных средневековых источников известный российский востоковед Александр Игнатенко прослеживает влияние категории Зеркало на становление исламской спекулятивной мысли – философии, теологии, теоретического мистицизма, этики. Эта категория, начавшая формироваться в Коране и хадисах (исламском Предании) и находившаяся в постоянной динамике, стала системообразующей для ислама – определявшей не только то или иное решение конкретных философских и теологических проблем, но и общее направление и конечные результаты эволюции спекулятивной мысли в культуре, в которой действовало табу на изображение живых одухотворенных существ.
Книга посвящена жизни и творчеству М. В. Ломоносова (1711—1765), выдающегося русского ученого, естествоиспытателя, основоположника физической химии, философа, историка, поэта. Основное внимание автор уделяет философским взглядам ученого, его материалистической «корпускулярной философии».Для широкого круга читателей.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.