Эстетика Другого - [112]
Следовательно, слово «скука» может быть использовано в значении, близком или даже синонимичном тому значению, в котором мы использовали слово «хандра», то есть как слово, обозначающее некое беспричинное томление духа >[325], не связанное в момент своего рождения с какими-то внешними предметами (томление скукой без видимых причин). Эти расположения следует относить к онтологически условному уровню эстетической данности Ничто. Отсюда возникает (необходимость во избежание путаницы) терминологически развести две эти эстетические разновидности скучного. В ситуации скуки с внешним референтом мы предлагаем говорить о «скуке», а во второй ситуации — о «томлении»>[326](имея в виду «беспричинное томление», «томление скукой», ибо скука — «томит»)>[327].
Однако по большей части слово «скука» используется для обозначения особого, специфического душевного расположения, подразумевающего изначальную связь с какими-то определенными предметами, обстоятельствами, по своим внешним характеристикам часто тождественным преэстетически «тоскливым» предметам, но воспринимаемым с иной (то есть не с предельной) интенсивностью>[328]. В этом последнем случае, то есть когда мы отделяем «скуку» от «томления», скука есть эстетический модус, изначально обладающий внешним референтом («скучный пейзаж», «скучная книга», «скучный человек» и т. д.), подобно таким расположениям, как «большое», «маленькое», «красивое», «старое» и т. п.
Спросим себя теперь: что вызывает в нас скуку? Какого рода предметы и ситуации чаще других оказываются сопряжены для нас с таким чувством, как скука? Что есть в скучных вещах и пейзажах такого, что делает их для нас скучными? Каковы те преэстетические характеристики вещей, которые делают их скучными для нас? Тут мы можем отослать читателя к тому, что было сказано о преэстетически «тоскливых» вещах. Скучные вещи — это те же тоскливые вещи, но воспринятые в условном, а не безусловном модусе отсутствия аффирмативного Другого (Другого как Бытия)>[329]. Бескрайняя холмистая равнина может быть воспринята не только на уровне эстетики безусловного (о чем у нас шла речь выше), но и на уровне условной эстетики Другого. Мы можем при том же самом референте (холмистая равнина) иметь не только такие расположения, как прекрасное, величественное, ужасное, тоскливое, но и такие эстетические расположения, как «красивое», «большое», «просторное», «страшное» (условно страшное), и, наконец, «скучное».
Что касается временных аспектов опыта, способствующих зарождению «скуки», то они те же, что и в «тоске»: монотонное повторение того же самого, дление-застывание в чем-то одном («бесконечная лекция», «томительная жара»), незаполненность времени новыми впечатлениями, бессобытийность. Отличие «скуки» от «тоски» — в степени интенсивности переживания лишенности Другого (Бытия). В одном случае она предельна, в другом — нет.
Важно отметить, что сам по себе однообразный ритм или длительное пребывание в поле восприятия «того же самого» вовсе не обязательно «вызывает скуку». Наоборот, привычный рабочий ритм, мелькание деревьев за окном движущегося поезда, оседлая жизнь все в одном и том же доме, в одной и той же обстановке, в одном и том же месте может «успокаивать», давать ощущение осмысленной жизни. Привычная обстановка, размеренный ритм жизни помогают сосредоточиться в себе, отсечь все лишнее, «суетное» (вспомним для примера образ жизни Канта). Однообразный шум леса за окном или вид сменяющих друг друга гребней волн, с шумом разбивающихся о прибрежные камни, в своей преэстетической действенности ничуть не в меньшей мере создают благоприятные условия для возвышенно-отрешенного расположения, чем для скуки (или тоски). Во вся-ком случае, ритмическое однообразие проходящего перед глазами вовсе не с необходимостью вызывают у нас тоску или скуку, сама по себе однообразность может не вызывать никаких переживаний или вызывать чувства утверждающие Присутствие в его присутствии.
Скука ожидания. К специфичным для скуки пре-эстетическим «провокаторам» эстетического расположения можно отнести ситуацию ожидания: вот-вот появится что-то (кто-то) и нечто завершится (начнется); при этом для того, чтобы «пришла» скука, важно, чтобы тот, кто ждет, не мог ускорить приход ожидаемого>[330]. Ожидание «того, чего нет в наличии», эстетически опустошает настоящее; лишает интереса, новизны, смысла то, что окружает человека в момент ожидания: во вне и во мне становится как-то «пусто», все обесцвечивается «ожидаемым» как другим (иным) по отношению ко всему актуально присутствующему. Другое (то, чего или кого нет, что ждут) присутствует в нашем его ожидании, оно есть доминанта нашего внимания как самое важное и интересное для нас на данный момент. Ожидаемое выявляет себя в качестве иного, «другого» всему окружающему нас именно своим отсутствием, оно «другое» всему наличному как неналичное. Причем сила
