Эстетика Другого: эстетическое расположение и деятельность - [75]

Слово «художество» отсылает нас не к «мастерству вообще», но указывает на такое мастерство, которое имеет своей целью создание «изящного», то есть таких вещей, которые способны пробуждать у созерцающих их людей «изящные» (эстетические) чувства. Получается, что художественное произведение, в отличие от произведения искусства, есть не просто что-то мастерски сделанное (искусное), но еще и изящное, причем Даль уточняет, что в данном случае речь идет о «картине, изваянии, постройке». Художественное конкретизируется здесь через «изящное художество»: «Изящные художества стремятся к созданию первообраза красоты, союза добра и истины, которых отраженье мы видим в вещественной природе»[136]. Слово «художественный» в данном случае указывает на владение «художником» особого рода талантом, мастерством, состоящим в умении создавать предметы, представляющие собой эстетическую ценность (дающие возможность пережить нечто как изящное). Изящное художество значит то же, что изящное искусство, но если кроме этого оборота слово «искусство» (если верить словарю Даля) в значении эстетической деятельности и эстетической предметности не употребляется, то слово «художество» конкретизируется через «ваяние, живопись, зодчество, музыку, мимику, пляску». Художество, если следовать семантическому рельефу этого слова, — это особая область искусства, особая искушенность и умелость, связанная с тем, что она нацелена на производство эстетического опыта.

Таким образом, слово «искусство» указывает на способность человека применять знания и умения в той или иной требующей специальной подготовки деятельности (будь то философия, математика, корабельное дело или живопись, танец, письмо и т. д.), а слово «художество» («художественный», «художник») отсылает к способности (к способности, опирающейся на знание и опыт) создавать «изящные», то есть преэстетически нацеленные на эстетический эффект, предметы. Мастер, способный творить эстетически действенные предметы или стремящийся к этой цели, и есть художник.

Разведение понятий «искусство», «произведение искусства» и «художество», «художественность», «художественное произведение» представляется нам целесообразным, поскольку дает возможность подчеркнуть эстетическую направленность нашего исследования в ситуации, когда 1) практика авангарда и неоавангарда выводит деятельность «художника» (того, кого мы по инерции продолжаем называть художником) за рамки «художественно-эстетического» опыта (концептуальное искусство) в сферу познания, познавательного эксперимента, культурной провокации, моделирования новых форм поведения человека и т. д., то есть в область, которая хотя и предполагает искусность, умение, знание, но не ставит перед собой собственно эстетических задач. В то же время различение искусства и художества позволяет 2) избежать смешения творчества, имеющего своей целью чисто эстетический эффект, с традицией ремесленного мастерства, знающего свои собственные шедевры. Ремесленник создает предметы, которые хотя и могут с полным правом (имея в виду основные значения слова «искусство») быть названы произведениями того или иного искусства и иметь среди прочего еще и эстетический смысл, но не являются по своему замыслу и способу бытования в культуре художественными произведениями (на одном полюсе таких искусств — творения иконописцев, храмостроителей, на другом — продукция оружейников, стеклодувов, портных и т. д.).

Конечно, и икону, и отдельные ремесла («художественные промыслы»), и часть произведений современных художников можно рассматривать в художественно-эстетической перспективе, но при этом следует отдавать себе отчет в том, что для этих феноменов эстетический момент не является конститутивным[137].

Появление в европейской культуре фигуры «художника» (поэта, прозаика, драматурга, живописца, графика, композитора, скульптора, хореографа и т. д.) связано с формированием представления об «изящных искусствах» как деятельности, нацеленной на пробуждение в душе зрителя, читателя, слушателя особенных («тонких») чувств[138].

«Изящные искусства» как дело «художника» обретают свое особое качество и свою особую ценность постольку, поскольку их деятельность утрачивает утилитарный смысл и превращается в служение Красоте. Конечно, художник продолжает «развлекать», «услаждать» зрителя-читателя-слушателя, но славу и почет он завоевывает постольку, поскольку его начинают воспринимать как служителя нового (возникшего в секулярном обществе) культа, культа прекрасного и возвышенного как вполне светских ценностей, приобщающих человека к анонимной «вечности» и неопределенному «совершенству вообще» (в отличие от Церкви, приобщающей ко Христу).

Отказываясь от сведения эстетического к прекрасному и возвышенному, мы в то же время полагаем необходимым удерживать в поле зрения феноменологии эстетических расположений то искусство, которое нацелено на производство эстетических эффектов, и в этом отношении сохраняем верность классической эстетике. Но чтобы не растворить эстетически заостренное искусство в иных формах человеческой искусности и творческой активности, мы предлагаем отличать художественное произведение от произведения искусства. И хотя в книге, где исследуется феномен художественно-эстетической деятельности, мы используем и выражение