Естественная история разрушения - [26]
Что означало это собственное развитие, выяснить нелегко. Тем не менее все же сомнительно, чтобы Андерш намеревался стать анахоретом и внутренним эмигрантом. В 1941–1942 годах Германия находилась в апогее своей мощи, конца тысячелетнему рейху не предвиделось. В том, что тогда написал Андерш, например в рассказе «Техник», соответственно много говорится о фюрерстве, крови, инстинкте, силе, душе, жизни, плоти, наследии, здоровье и расе[154]. Как бы пошло дальше писательское развитие Андерша, можно приблизительно рассчитать на основе этого рассказа, где автор, похоже, «осмыслил» свой опыт с семьей Альберт. Художница Гизела Гронойер, с которой Андерш, еще не оформив развод с Ангеликой, планировал общую артистическую жизнь и которая, как пишет Райнхардт, давала ему «новые импульсы»[155], подталкивала к реализации творческого потенциала. То, что она имела хорошие контакты с партийными функционерами, обеспечившие ей в 1943 году три выставки (в Прюме, Люксембурге и Кобленце), в данных обстоятельствах отнюдь не пустяк. Однако вопрос, что бы получилось из сотрудничества артистической пары Гронойер/Андерш в иных условиях, нежели крах Третьего рейха, придется оставить открытым. В качестве послесловия к этой немецко-еврейской и немецко-немецкой разводно-партнерской истории можно лишь добавить, что 8 октября 1944 года военнопленный Альфред Андерш просит руководство лагеря «Кэмп Растон», штат Луизиана, вернуть ему конфискованные бумаги и рукописи. Главный аргумент ходатайства таков: «Prevented from free writing, np to now, my wife being a mongrel of jwish [sic] descent… and by my own detention in a German concentration-camp for some time, these papers and diaries contain the greatest part of my thoughts and plans collected in the long years of opression [sic]»[156][157]. В этом документе возмутительны и циничная уверенность Андерша в своей правоте, и ужасное, так или иначе инспирированное немецкой извращенностью обозначение Ангелики как «полукровки еврейского происхождения», а прежде всего тот факт, что Андерш, несмотря на давно состоявшийся развод, не стесняется теперь вновь назвать своей женой Ангелику, от которой отрекся в заявлении о приеме в Имперскую палату литературы. Более убогий ход придумать трудно.
Вторая часть «Вишен свободы» почти целиком посвящена военной карьере Андерша и ее завершению – дезертирству. В 1940-м Андерша впервые призывают на службу в охранный батальон Раштатта. Вскоре он сидит у верховьев Рейна и смотрит на другой, французский берег. О редкой и в его писаниях, увы, оставшейся бесплодной откровенностью он пишет в своем очерке, что «в ту пору даже не помышлял о дезертирстве. Я настолько пал духом, что считал возможной немецкую победу»[158]. В течение следующих двух лет у Лндерша вряд ли были причины что-то менять в своем взгляде на вещи. По всей вероятности, он скорее укрепился в этом взгляде, ведь казалось очевидным, что Германию никто не осилит. В ту пору мысль о сопротивлении Лндершу даже в голову не приходила, и вполне возможно, что до известной степени он оппортунистически идентифицировал себя с успешным режимом. Как тактично отмечает в сноске Райнхардт, Мартин Лид ерш, видимо, не зря говорит о «лабильной фазе»[159] своего брата. Весной 1941 года, сославшись на пребывание в концлагере, Лндерш добивается демобилизации, но едва ли это можно расценивать как акт сопротивления[160], и точно так же нельзя ставить ему в упрек, что он не рвался на фронт. Когда в 1943-м его опять призывают в армию, он пишет матери, что попробует попасть в категорию кандидатов в офицеры запаса[161]. Позднее он старается получить тепленькое местечко в министерстве авиации. О другой стороны, «трусливая атмосфера»[162] в запасной роте, к которой его прикомандировывают, действует ему на нервы. Все дело в подходе. Впрочем, когда Андерша, невзирая на все старания, в конце концов отправляют на фронт, обстоятельства складываются не так уж и скверно. Можно сказать, поначалу он даже был приятно удивлен. Как он сообщает в письме к матери, вместе с начальником он разъезжает на мотоцикле по солнечному югу. «Мимо проносились Пиза, падающая башня, собор и… невероятно итальянский пейзаж с чудесными панорамами Арно. В прелестной деревушке останавливаемся на ночлег… вечер мягкий и теплый, есть и бутылочка кьянти. Вдобавок нужно еще на 100 % быть солдатом. Но получаешь удовольствие»[163]. Вот реальный тон времени, по которому можно определить степень правдивости «Вишен свободы». Он дает более точное представление об истории развития Альфреда Андерша, чем литературный опус, сделанный на его основе. Военный туризм – начальная школа позднейшей искушенной практичности, и Андерш не единственный немецкий мелкий буржуа, прошедший ее с известным энтузиазмом. «В этом году, – пишет он в декабре 1944-го из Луизианы домой, – я видел невероятно много»
