Есть ли будущее у капитализма? - [21]

В прошлом международная миграция обеспечивала дешевой рабочей силой промышленные центры. С недавних пор она обеспечивает низшие уровни развитых сервисных экономик, тем самым сокращая численность рабочего класса наиболее богатых стран. Теперь, когда коммуникационные технологии ведут к более равномерному распределению культурного капитала по земному шару, под нож попадают рабочие места для среднего и верхнего среднего класса.

Выход № 3: финансовые метарынки

Но если происходит технологическое вытеснение труда сначала рабочего, а затем уже и среднего класса, то, может быть, спад будет компенсирован тем, что все станут капиталистами? Этот довод возник в период, когда пенсионные фонды стали играть большую роль на финансовых рынках и умножилось число компаний, которые стали агрессивно продвигать финансовые услуги и инвестиционные продукты в широкую публику. Во многих странах где, как некогда в США, собственность на современное жилье стала обычным делом, рост цен на недвижимость позволил не только рассматривать владение домом как спекулятивную инвестицию, но и занимать наличные деньги на текущие потребительские расходы под залог все дорожающей недвижимости. Эти финансовые практики входят, конечно, в число краткосрочных источников сегодняшнего экономического кризиса, особенно финансового краха 2008 года.

Я не утверждаю, что наши текущие проблемы — начало конца капитализма. Если говорить о ближайшем будущем, мы как-то переживем этот кризис, как переживали другие кризисы, хотя и с определенным уроном. О финансовом кризисе сказано уже очень много. Но я хочу рассмотреть здесь не краткосрочные кризисы, а вклад финансиализации в замещение труда среднего класса.

Финансовые махинации наших дней проистекают из глубинной структурной тенденции капитализма: надстраивания на финансовых рынках пирамид из метарынков. Капитализм, с тех давних пор, когда был достигнут самоподдерживающийся рост современного типа и заработали внутренние факторы расширения, увязывал рынки материальных товаров и услуг с рынками финансовых инструментов. По знаменитому определению Шумпетера, капитализм есть предпринимательство за счет заемных денег. Статичные рынки всего лишь воспроизводят существующие капиталы и рабочую силу, если только из цикла воспроизводства не возникают новые комбинации, что делается при помощи займов под будущие прибыли. Таким образом, по мнению Шумпетера (Schumpeter 1911; Шумпетер 1982), банки — это штабы капиталистической системы, решающие, на развитие чего будут выделены новые средства. Но поскольку кредитование по своей природе спекулятивно, его отношение к материальным делам может сильно варьироваться. В стратосферах финансовой системы стоимостное выражение может многократно превышать цену тех материальных товаров и услуг, которые действительно продаются и покупаются. Мы видим это на примере колоссальной разницы между объемом денежных средств, используемых в международных валютных спекуляциях, и размером ВВП, или на примере невероятно больших сумм, аккумулированных в хеджевых фондах, особенно до краха 2008 года.

Под надстраиванием пирамид из метарынков я подразумеваю историческую тенденцию любого финансового рынка порождать рынок более высокого порядка из финансовых инструментов более низкого порядка. В реальных общественных практиках все денежные средства — это обещания заплатить в будущем. Таким образом, специалисты по финансам могут создавать обещания заплатить за обещание заплатить, и так далее, до практически любой степени сложности. Кредиты, залоги, акции, облигации — это сравнительно низкие уровни пирамиды. Продажи без покрытия акций, пакеты ипотечных кредитов на вторичных рынках, выкуп за счет кредита, взаимные инвестиционные фонды, хеджевые фонды и другие сложные трейдинговые схемы — это рынки более высокого уровня, построенные на перекомбинированных инструментах обмена. В принципе, не существует предела для добавления новых уровней. На верхних уровнях можно создавать весьма значительные суммы, притом, что конвертация этих денег в товары и услуги более низкого уровня становится все более проблематична. Иллюзия возникает потому, что все они указаны в тех же счетных единицах — долларах, фунтах, евро, — но эти номинальные объемы можно раздуть настолько, что обналичивание соответствующих сумм в реальном материальном мире будет в буквальном смысле невозможно.

Изобилующие пирамидами финансовые рынки в значительной степени являются социальными конструктами. Конечно, в определенном смысле почти все является социальным конструктом, но одно гораздо меньше соотносится с материальными ограничениями, чем другое. В армии социальная конструируемость тоже играет существенную роль, особенно в ходе боевых действий, когда, по выражению Наполеона, боевой дух соотносится с материальной частью как три к одному. Но тем не менее пятикратный перевес над противником в численности и вооружении означает почти верную победу при наличии хотя бы минимальной социальной слаженности. В мире финансовых инструментов «боевой дух» и уверенность в силах (т. е. интерактивные процессы в социальной сети и порождаемые ими эмоциональные состояния) соотносятся с экономикой материального мира в диапазоне от шести к одному (примерно на уровне соотношения заемных средств к банковским депозитам) до, весьма вероятно, нескольких сотен к одному в ходе финансовых манипуляций под необеспеченные займы. Будучи социологами, мы должны рассматривать социальную конструируемость не как философскую константу, но как набор переменных, которые могут быть теоретически описаны как в своем статическом отношении к сетевым структурам, так и в динамике временных подъемов и спадов.