Эссе 1994-2008 - [35]

Вернувшись после коронации в Регенсбурге в Прагу, Рудольф забыл свои кровожадные обещания католикам. Впрочем, он так же разочаровал и протестантов. Запершись в своем замке, он стал коллекционировать произведения искусства и заниматься алхимическими опытами и философскими спекуляциями. Рудольф не хотел созывать сейма, зато разослал во все крупные города Европы своих агентов, для того чтобы они покупали для его коллекции всевозможные редкости: от картин Пармиджанино до экзотических ковров из перьев из страны инков. Он игнорировал требования католиков и протестантов, проводя часы в философских диспутах и общении с потусторонними силами. Он отказывался жениться и, следовательно, иметь законных наследников, зато интересовался гермафродитизмом и поисками идеальной целостности в платоновском духе. Все было не слава Богу, и все раздражало радикалов от обеих партий, как консерваторов, так и революционеров.

Прага тем временем наслаждалась спокойствием и тишиной. Рудольф не требовал ничего от пражан, кроме денег, а стройки императора и двор с его заказами возвращали городу то, что было выкачано налогами. Кафкианское противоречие между замком и городом, столь характерное для духа Праги, во время Рудольфа выглядело равновесием. Аристократическая странность Градчан оттенялась деловитостью Старого города. Прага была счастлива при несчастном императоре.

Император же и впрямь был очень несчастен. Империя и Прага - отнюдь не одно и то же, и требования империи шли вразрез с процветанием города. Моравы были недовольны богемцами, венгры - австрийцами, Германия - Габсбургами, Габсбурги - Прагой, а религиозные фанатики все время еще подливали масла в огонь. Все вместе были недовольны императором, чье поведение не соответствовало ни католической, ни протестантской морали. Рудольфа начали обвинять во всех грехах.

Бедный император и так был подвержен приступам меланхолии, переходившей в глубокую депрессию, а несовершенство мира совсем лишило его воли к жизни. В результате в 1608 году ему пришлось отдать все владения, за исключением Богемии, своему брату Матвею, в 1611 году отказаться и от чешской короны, а в 1612 году умереть от очередного приступа меланхолии.

Если история совершает какие-то несправедливости, то потом она начинает на этих несправедливостях настаивать, утверждая, что ее жертва сама виновата в своих несчастьях. Во многом это происходит потому, что история (а все же она очень часто есть проявление общественного мнения) самоуверенна и преисполнена преклонения перед идеей конечной справедливости. Очень долго европейские ученые верили в прогресс и судили весь мир в соответствии с этим. Рудольфу была отведена роль регрессиста, и он рисовался как человек вялый, апатичный, крайне подозрительный, трусливый, чувственный и деспотичный. В общем - вылитый Павел I, так что он должен был бы быть благодарен своим придворным, что его не убили. Ему отказывали во всем - даже во вкусе, считая его манерным и недалеким. Так, в одном современном чешском фильме имеется сцена, в которой император покупает за бешеные деньги плохую копию с Моны Лизы, и его страсть к собирательству приравнивается к тупому тщеславию калифорнийских миллионеров.

Особенную неприязнь Рудольф вызывал у марксистов, одержимых идеей прогресса, и, следовательно, был персоной non grata в социалистической Чехословакии. Правда, с 30-х годов нашего столетия как раз среди тех, кого идея прогресса раздражала, стал формироваться своего рода культ вкусов Рудольфа II. Своей реабилитацией император обязан в первую очередь сюрреализму. Страстная любовь, вспыхнувшая у сюрреалистов к Арчимбольдо, вытащила из забвения и императора Рудольфа, горячего поклонника и постоянного заказчика этого художника. С сюрреализмом в моду вошел и маньеризм, "стильный стиль", процветавший при европейских дворах второй половины XVI века. Мода на болезненно-утонченное, манерно-изысканное, сложное, изощренное, искусное и искусственное привела к переоценке рудольфинской школы и личности самого императора. Пражский маньеризм раньше не замечали, теперь ему стали поклоняться. Такие художники как Бартоломеус Спрангер, Ганс фон Аахен и Йозеф Хайнц, раньше практически не упоминавшиеся в общих историях искусства, заняли почетные места в мировых музеях, и цены на их произведения на антикварном рынке подскочили в сотни раз.

Вкусовая реабилитация пражской школы определила и то, что образ Рудольфа стал меняться. Эгоистический самодур превратился в обаятельного меланхолика, убегающего от жестокой и кровавой действительности в мир грез о прекрасном.

Вялость оказалась мягкостью, апатия - склонностью к рефлексии, чувственность - чувствительностью. Все большее внимание стал привлекать феномен собирательства Рудольфа II, раньше трактовавшийся как причуда деспота.

Карель ван Мандер, нидерландский Вазари, в своей книге жизнеописаний северных художников утверждает, что тот, кто хочет насладиться самыми знаменитыми произведениями искусства, должен ехать не в Рим, а в Прагу. Действительно, в начале XVII века в Праге стараниями Рудольфа II была собрана колоссальная коллекция картин, скульптур, книг, рукописей, рисунков, монет и разных других редкостей. Любимыми художниками Рудольфа были живописцы Брейгель, Дюрер, Пармиджанино, Тициан и скульптор Джованни да Болонья. За их произведения, разыскиваемые на рынках Европы, Рудольф платил любые деньги. В XVII веке эти огромные коллекции были частично увезены эрцгерцогами в Вену и частично разграблены шведами, но достаточно сказать, что большинство шедевров Венского художественно-исторического музея происходит из коллекции Рудольфа.