Если у вас нету тети... - [5]

— Степа нас туда водила, — признался Санька. — В качестве поощрения за хорошее поведение.

— Ага, понятно, — промямлила я. Наверное, я действительно плохо знаю Степу, раз она предпочла диетическую пищу ресторанным разносолам.

— Так вот, — вернулась к теме Анюта. — Настя тоже там ужинала.

— В «Буйке»?

— Да, в «Пьяном буйке».

— Одна?

— Нет, не одна, в компании. Но все из нашего дома отдыха. Человек, наверное, десять, все те, что в один день приехали.

— Восемь, — поправил Анюту Санька. Он не то чтобы был наблюдательней Анюты, просто любил все конкретизировать. Понятие «несколько» для него не существовало, он всегда называл точную цифру. Если «пять», то это «пять», а не больше четырех или «где-то так, четыре-шесть». Эту черту он перенял от Вадима, своего отца, ученого-микробиолога. Алина, к сожалению, безошибочно считать могла только деньги.

— И долго вы в этом «Буйке» сидели?

— Два часа, — не задумываясь, ответил Санька.

Я присвистнула. Что можно делать два часа в отнюдь не детском кафе да еще в вечернее время?

— Шашлык съели, а потом Степа нас отвела в номер, — вспомнил Санька.

— А сама?

— Сама вышла подышать свежим воздухом.

— Ее долго не было?

— Не знаем. Когда она вернулась, мы уже спали.

— Ну, Степа! Ночью бросить детей! — возмутилась я.

— Не кипятись, с детьми все в порядке, — успокаивая, Алина похлопала меня по руке. — Ну, захотелось человеку пройтись перед сном. Что здесь такого? Должна же быть у человека личная жизнь?

— И до чего ее довела эта личная жизнь? До тюремных нар?

— Марина, не надо все утрировать. Мы пока только разбираемся. Кстати, дети, в ресторане вы видели Настю когда?

— В четверг.

— А что произошло вчера?

— Да ничего особенного. Все по плану: завтрак, пляж, обед, свободное время, опять пляж и ужин. Вечером катались на лодке. Степа заставила нас грести вдоль берега до соседнего пансионата и обратно. Я хотел переплыть реку, а она: «Нет, нас унесет! Давай осмотрим затоки на нашем берегу». А там интересного мало: или в компании пьют, или парочки черт-те чем занимаются. Спросил у Степы, чем конкретно, она жутко покраснела и глаза мне ладонью закрыла, — хохотнул Санька.

«Эх, Степа, Степа», — покачала я головой, не став при детях комментировать ее действия.

— Потом нас отправили спать, — продолжила Аня. — Мы даже успели заснуть. Проснулись от стука в дверь. Я пошла открывать: думала, Степа с прогулки вернулась, а ключи найти не может. Но вместо Степы стояли милиционеры. Они спросили, кто мы такие, где родители, а потом попросили достать Степины документы и вещи.

— Почему только Степины? Они и в наших сумках рылись, — опять поправил Аню Санька. — Везде заглядывали: под кровать, в шкаф, даже крышку от бачка в туалете снимали. Дежурная рядом стояла, только охала. Она-то нам на ухо и сказала, что Степа Настю убила.

— Мы испугались, плакать начали, — подхватила Аня.

— Ты испугалась и плакала. Я не плакал.

— А то я не видела! Рукавом нос вытирал!

— Нос! Не глаза же! Может, у меня насморк резко начался?

— Ага. Резко.

— Дети, не спорьте. Вам милиционеры сказали, что со Степой теперь будет?

— А что с ней будет? — деловито переспросил Санька. — Увезли нашу Степу в районный следственный изолятор.

— Это вам так милиционеры сказали?

— Почему милиционеры? Сами догадались, не маленькие. Они, после того как все осмотрели в номере, попросили нас собрать Степе зубную щетку, мыло и кое-что из одежды. А дежурной наказали связаться с нашими родителями, чтобы приехали и нас забрали. Или, на худой конец, с нами остались до окончания срока.

— Мама, а мы теперь домой? — с грустью в голосе поинтересовалась Аня. — У нас еще целая неделя оплачена.

— Целая неделя? — переспросила Алина и, сыграв бровями, уставилась на меня. — Это же сколько, получается, мы потеряли…

Господи, как я хорошо знаю свою подругу. Сейчас она начнет меня уговаривать остаться. Наперед зная, по какому сценарию пойдет последующий разговор, я довольно резко ответила:

— Да, я проплатила номер за две недели. Но как можно отдыхать, когда близкая родственница гниет на нарах? Нет, нет и нет! Дело Степы наверняка заберет областное управление внутренних дел. Мы, Алина, должны быть в городе, чтобы помочь ей. Если тебе начхать на нашу родственницу, то я не могу так подло поступить с бедной Степой. Я все силы и средства положу, чтобы ее вытянуть из тюрьмы.

Я не заметила, как перешла на крик. Дети сидели молча на диванчике, вжав головы в плечи. Когда я в таком возбужденном состоянии, со мной лучше не спорить. Алина старалась на меня не смотреть. Она бездумно водила взглядом по номеру, временами легонько вздыхала, ожидая, когда же я наконец закончу орать.

— По большому счету, мне наплевать на деньги, — не унималась я. — Что такое деньги? Сегодня они есть, а завтра их нет. А вот Степы такой уже не будет. Не могу себе представить, как она со своим доскональным знанием творчества Пушкина и Лермонтова, Тютчева и Блока, Гумилева и Ахматовой…

— Игоря Северянина, — растрогавшаяся Алина смахнула набежавшую на глаза слезу и продолжила ряд классиков русской поэзии.

— Ну да, и его тоже. Как она со стихами в голове вместо трезвых мыслей окажется за колючей проволокой? Как? Что с ней будет? Сколько дают за убийство, не знаете? Да какая разница! Она и года не протянет за решеткой!