Если сердце верит - [11]

Лили не была католичкой. Строго говоря, она вообще не относила себя к какой-либо конфессии, но сейчас, допивая воду и глядя на этого человека, восхищалась им. На нем не было ни пышного одеяния, ни красной кардинальской шапочки. Все это ждет его в Риме, куда он поедет на свою первую консисторию только через четыре недели. Но такому обаятельному человеку не нужны рясы и шапочки. Этот высокий мужчина отлично выглядел в черном церковном облачении, с простым крестом на груди и блестящей копной седых волос.

Лили уже видела его после того, как он стал кардиналом. Как пианистку ее часто приглашали на разные епархиальные празднества. Вот и вчера вечером она играла на приеме под открытым небом в резиденции Россетти. Сегодня же он впервые пришел и клуб. Не успела Лили и подумать, как пальцы сами нашли нужные клавиши и полилась мелодия из «Огненных колесниц».

Он услышал, оглянулся и подмигнул ей.

Польщенная, Лили закончила одну вещь и перешла к следующей. Они с Фрэном Россетти частенько играли в четыре руки, так что она знала, какие песни ему нравятся. Он умел ценить полноту этой жизни. Его музыкальные пристрастия как в церковной музыке, так и в светской красноречиво говорили об этом.

Лили сыграла «Память» и «Аргентину», продолжила любовной темой из «Доктора Живаго» и перешла к «Такими мы были».

Ровно в восемь почтенная супружеская пара села за столик с красными розами. Лили приготовилась. Как только официант откупорил бутылку шампанского, она повернула к себе микрофон и глубоким альтом запела «Двенадцатый из ниоткуда».

Лили заметила, как Дотти Фриш, ахнув, мельком глянула на нее, а потом, лучезарно улыбнулась своему благоверному. Лили была счастлива.

Когда песня кончилась, раздались негромкие аплодисменты, и она продолжила попурри из хитов Джонни Матиса, после чего снова вернулась к Бродвею. Лили завершила эту серию в половине девятого, когда наступило время очередного перерыва.

— Пятнадцать минут, — объявила Лили и, отвернув микрофон, поклонилась публике.

Дэн беседовал с метрдотелем в алькове сразу за выходом из обеденного зала. Он поднял оба больших пальца, показывая Лили, что она молодец.

— Ты отлично справилась. Он был на седьмом небе.

— Но ты мне не говорил, что он собирается прийти.

— А вот теперь говорю. Он уже идет, — посмотрев ей за спину, сообщил Дэн.

Широко улыбаясь, Лили оглянулась. Кардинал обнял ее, и она ответила тем же. Не важно, что этот человек — священнослужитель. Он и сам говорил, что происходит из семьи с весьма приземленными традициями. Лили не сразу привыкла к этому, но невинность его прикосновений доставляла ей настоящую радость.

— Спасибо, — сказал Россетти.

— За что?

— За мою любимую песню. За все мои любимые песни. За вчерашний вечер и за то, что эта музыка прозвучала снова. — Он сжал плечо Дэна. — Ты знаешь, что она сделала? После трех часов игры без перерыва поехала домой, а потом вернулась, чтобы привезти мне музыкальный сборник, о котором мы говорки. Он опять обратился к Лили: — Представьте себе, я потом до двух часов ночи не спал. Играл и не мог оторваться. Это прекрасная коллекция.

— А как тебе наш стол? — спросил Дэн.

— Отлично. Прекрасная кухня. Правда, не совсем то, что у мамы, — он лукаво подмигнул Лили, — но довольно близко к этому. — Пожав ей руку, кардинал вернулся в общий зал.

Лили поднялась по винтовой лестнице на третий этаж. Из дамской комнаты она вышла как раз в тот момент, когда репортер «Пост» покинул мужскую. Он был в блейзере и широких брюках, высокий, стройный и вполне приятный на вид; однако несносные усы, как на зло, приковывали к себе внимание.

— У вас чудесный голос, — сказал Терри.

Вообще-то он уже говорил ей об этом. Даже дважды: один раз в клубе и потом еще, когда звонил домой. Лили не давала ему своего номера. В телефонном справочнике его тоже не было. Но в школьной канцелярии ее телефон знали, а значит, Терри просто выпросил его у Митча Релледжика, своего друга-писателя, по совместительству работавшего консультантом школьной газеты.

Митч и сам звонил Лили, чтобы рассказать, какой замечательный парень — Терри. Ее, однако, его слова не убедили, как не убеждала и лесть самого Салливана. Не желая поддерживать беседу, она просто улыбнулась ему и, тихо поблагодарив за комплимент, направилась к лестнице.

Репортер не отставал:

— Вы никогда не разочаровываете. И здесь, в клубе, и на вечеринках вы всегда замечательны. И красивы к тому же. Впрочем, вам, должно быть, постоянно твердят об этом. Кстати, вы, кажется, ни капельки не волнуетесь?

Лили предпочла не реагировать на комплименты, к которым не привыкла, хотя кому из смертных, тем более из женщин, не польстили бы такие речи?

— Я делаю это ради заработка, — сказала она.

— А я имел в виду выступление перед кардиналом. Это важная птица. Разве вы не волновались хоть немножко, играя для него?

Она усмехнулась:

— О нет. Он уже много раз слышал меня.

— Ну да. Правильно. Говорят, кардинал любит музыку.

— Не просто любит. Он и сам неплохо музицирует.

— Поет? Играет на чем-то?

— И то и другое.

— Значит, настоящий человек эпохи Ренессанса?

Уловив в тоне журналиста сарказм, Лили остановилась на верхней ступеньке и пристально посмотрела ему в лицо: