Если хочешь быть волшебником - [2]
На цыпочках, чтобы из кухни не услышала мать, Лева вышел в коридор, оттуда во двор. У водопроводной колонки набирал воду его соученик Николай Самохин. Как хотелось Леве тут же ошеломить его своей великой новостью. Но он вовремя вспомнил о дурной привычке Коли молчать, когда надо громко радоваться. Поэтому он начал разговор издалека:
— Ты умеешь кататься на велосипеде? — спросил он, подходя к колонке.
Николай помотал головой.
— Пора научиться… Надо будет попросить Гвидона, чтобы показал, как садиться на машину.
— Проси. — Николай поддел наполненные ведра коромыслом. — Я еще уроков не делал. А ты уже со всеми управился?
— Историю только что выучил.
— Самое легкое — история. Ты бы с алгебры начинал или с английского.
— А у нас сегодня стирка, — торопливо сообщил Лева, видя, что Николай собирается идти, — так что мне придется из дому исчезнуть, чтобы не мешала мать. Когда я дома, она всегда: «Лева, воды принеси, — произнес он каким-то пискливым голосом, очевидно, полагая, что воспроизводит голос Инны Васильевны, — Лева, вылей лохань… Лева, подбрось угля в плиту!» — совсем заниматься не дает.
— Так ты бы помог ей.
— Помогал бы, да очень уж она у меня несознательная, — с искренней печалью вздохнул Лева, — она всегда затевает стирку, когда погода самая лучшая и хочется гулять…
— Коля, Ко-ля! — раздался в это время старческий голос из открытого окна. — Неси же воду!
Николай схватил коромысло, поднял на нем ведра на плечо и понес их к дому.
— А мне велосипед купили, — не вытерпел Лева.
— Ну так что? — отозвался Николай с таким безразличием, словно речь шла о новом карандаше. Не оглядываясь на отставшего от него Леву, он удалялся со своей ношей.
«А то, что теперь я буду кататься, а ты нет», — хотелось крикнуть Леве. Но он подавил этот порыв, догнал товарища:
— Приходи, посмотришь.
— Некогда, уроки делать надо.
— Приходи, будем вместе заниматься. Я не понял последней теоремы.
Николай молчал.
— Так придешь? — не унимался Лева, шагая рядом с товарищем.
— Помогал же я тебе в прошлый раз, а ты все равно плохо ответил. Я люблю заниматься в одиночку — меньше времени уходит.
Лева притворился, что не понял отказа, повторил:
— Так придешь?.. Заодно инструменты прихвати, у нас замок испортился.
Это было самое верное средство завлечь Николая, и оно подействовало.
— Хорошо, приду, — обещал Николай. — Замок внутренний или висячий?
— Кажется, — невпопад ответил Лева, который уже снова думал о велосипеде.
Дверь, через которую Лева выскользнул из комнаты, оказалась запертой, и волей-неволей приходилось возвращаться через кухню, где хлопотала мать. А встречаться теперь с нею с глазу на глаз — ой как не хотелось! И Лева стал прогуливаться перед домом, поджидая Николая. Минут через двадцать тот появился. В руках он нес несколько тетрадей и молоток. Из карманов брюк торчала головка плоскогубцев, жало отвертки, какая-то скоба.
— Ты все еще здесь? — удивился Николай.
— Пойдем уж вместе, а то мать еще вообразит…
Не договорив, Лева пустился бежать неожиданно резво, надеясь, видимо, за оставшиеся до встречи секунды наверстать потерянное время. Придерживая карманы, Николай едва поспевал за ним.
У входа в кухню Лева оглянулся на товарища, и Николай не узнал его лица: в его глазах было беспокойство, сознание своей вины и вероятности наказания, просьба честно разделить эту близкую неприятность пополам.
Инна Васильевна — в клеенчатом переднике, забрызганном мыльной пеной, — встретила сына не очень любезно.
— Ты когда-нибудь выведешь меня из терпения. Куда ходил?
— Я не понял задачку и побежал к Николаю, он мне поможет, — торопливо объяснил Лева. Николай кивнул головой.
— Хорошо!.. Вытирайте ноги!
Дети повиновались. Лева особенно старательно шаркал ногами по половику у входа, будто этим искупались все его провинности.
— Хватит, — скомандовала Инна Васильевна. — Теперь мойте руки, вот полотенце.
Вымыв и вытерев руки, Лева достал из кармана носовой платок, будто предвидел еще одну команду матери. Но ее не последовало.
— Теперь ступайте в комнату и сейчас же садитесь заниматься!
Велосипед стоял на том же месте, у стены.
— Гляди, правда, хорош? — прошептал Лева. Николай подошел к машине, провел ладонью по изгибу руля, осторожно тронул рычажок звонка и улыбнулся: машина была хороша.
— Я решил стать таким же гонщиком, как Гвидон. Я всех перегоню. Потом поеду на велосипеде в Москву… оттуда еще дальше, — говорил Лева.
Улыбка сошла с лица Николая. Он не выносил пустой похвальбы.
— Не поедешь, дальше огорода никуда не поедешь, — произнес он, не глядя на Леву, — мама не пустит.
— Пустит, — спорил Лева, не желая замечать насмешки в словах товарища. — А велосипед-то хороший, правда?
Николай не ответил. Подошел к окну, стал выгружать на подоконник содержимое своих карманов.
— Велосипед — папин подарок, — рассказывал между тем Лева. — Еще он обещал купить мне лыжи, электрофонарик «жабку», гамак… И когда-нибудь дать мелкокалиберку, которой его наградили в полку, как лучшего стрелка.
Николай не отзывался, даже не глядел на Леву.
— Ты не слушаешь? — перебил себя тот. — Наверно, ты отца своего вспомнил.
— Может быть… да чего вспоминать-то, — махнул Николай рукой.
