Если хочешь быть волшебником - [2]

На цыпочках, чтобы из кухни не услышала мать, Лева вышел в коридор, оттуда во двор. У водопроводной колонки набирал воду его соученик Николай Самохин. Как хотелось Леве тут же ошеломить его своей великой новостью. Но он вовремя вспомнил о дурной привычке Коли молчать, когда надо громко радоваться. Поэтому он начал разговор издалека:

— Ты умеешь кататься на велосипеде? — спросил он, подходя к колонке.

Николай помотал головой.

— Пора научиться… Надо будет попросить Гвидона, чтобы показал, как садиться на машину.

— Проси. — Николай поддел наполненные ведра коромыслом. — Я еще уроков не делал. А ты уже со всеми управился?

— Историю только что выучил.

— Самое легкое — история. Ты бы с алгебры начинал или с английского.

— А у нас сегодня стирка, — торопливо сообщил Лева, видя, что Николай собирается идти, — так что мне придется из дому исчезнуть, чтобы не мешала мать. Когда я дома, она всегда: «Лева, воды принеси, — произнес он каким-то пискливым голосом, очевидно, полагая, что воспроизводит голос Инны Васильевны, — Лева, вылей лохань… Лева, подбрось угля в плиту!» — совсем заниматься не дает.

— Так ты бы помог ей.

— Помогал бы, да очень уж она у меня несознательная, — с искренней печалью вздохнул Лева, — она всегда затевает стирку, когда погода самая лучшая и хочется гулять…

— Коля, Ко-ля! — раздался в это время старческий голос из открытого окна. — Неси же воду!

Николай схватил коромысло, поднял на нем ведра на плечо и понес их к дому.

— А мне велосипед купили, — не вытерпел Лева.

— Ну так что? — отозвался Николай с таким безразличием, словно речь шла о новом карандаше. Не оглядываясь на отставшего от него Леву, он удалялся со своей ношей.

«А то, что теперь я буду кататься, а ты нет», — хотелось крикнуть Леве. Но он подавил этот порыв, догнал товарища:

— Приходи, посмотришь.

— Некогда, уроки делать надо.

— Приходи, будем вместе заниматься. Я не понял последней теоремы.

Николай молчал.

— Так придешь? — не унимался Лева, шагая рядом с товарищем.

— Помогал же я тебе в прошлый раз, а ты все равно плохо ответил. Я люблю заниматься в одиночку — меньше времени уходит.

Лева притворился, что не понял отказа, повторил:

— Так придешь?.. Заодно инструменты прихвати, у нас замок испортился.

Это было самое верное средство завлечь Николая, и оно подействовало.

— Хорошо, приду, — обещал Николай. — Замок внутренний или висячий?

— Кажется, — невпопад ответил Лева, который уже снова думал о велосипеде.

Дверь, через которую Лева выскользнул из комнаты, оказалась запертой, и волей-неволей приходилось возвращаться через кухню, где хлопотала мать. А встречаться теперь с нею с глазу на глаз — ой как не хотелось! И Лева стал прогуливаться перед домом, поджидая Николая. Минут через двадцать тот появился. В руках он нес несколько тетрадей и молоток. Из карманов брюк торчала головка плоскогубцев, жало отвертки, какая-то скоба.

— Ты все еще здесь? — удивился Николай.

— Пойдем уж вместе, а то мать еще вообразит…

Не договорив, Лева пустился бежать неожиданно резво, надеясь, видимо, за оставшиеся до встречи секунды наверстать потерянное время. Придерживая карманы, Николай едва поспевал за ним.

У входа в кухню Лева оглянулся на товарища, и Николай не узнал его лица: в его глазах было беспокойство, сознание своей вины и вероятности наказания, просьба честно разделить эту близкую неприятность пополам.

Инна Васильевна — в клеенчатом переднике, забрызганном мыльной пеной, — встретила сына не очень любезно.

— Ты когда-нибудь выведешь меня из терпения. Куда ходил?

— Я не понял задачку и побежал к Николаю, он мне поможет, — торопливо объяснил Лева. Николай кивнул головой.

— Хорошо!.. Вытирайте ноги!

Дети повиновались. Лева особенно старательно шаркал ногами по половику у входа, будто этим искупались все его провинности.

— Хватит, — скомандовала Инна Васильевна. — Теперь мойте руки, вот полотенце.

Вымыв и вытерев руки, Лева достал из кармана носовой платок, будто предвидел еще одну команду матери. Но ее не последовало.

— Теперь ступайте в комнату и сейчас же садитесь заниматься!

Велосипед стоял на том же месте, у стены.

— Гляди, правда, хорош? — прошептал Лева. Николай подошел к машине, провел ладонью по изгибу руля, осторожно тронул рычажок звонка и улыбнулся: машина была хороша.

— Я решил стать таким же гонщиком, как Гвидон. Я всех перегоню. Потом поеду на велосипеде в Москву… оттуда еще дальше, — говорил Лева.

Улыбка сошла с лица Николая. Он не выносил пустой похвальбы.

— Не поедешь, дальше огорода никуда не поедешь, — произнес он, не глядя на Леву, — мама не пустит.

— Пустит, — спорил Лева, не желая замечать насмешки в словах товарища. — А велосипед-то хороший, правда?

Николай не ответил. Подошел к окну, стал выгружать на подоконник содержимое своих карманов.

— Велосипед — папин подарок, — рассказывал между тем Лева. — Еще он обещал купить мне лыжи, электрофонарик «жабку», гамак… И когда-нибудь дать мелкокалиберку, которой его наградили в полку, как лучшего стрелка.

Николай не отзывался, даже не глядел на Леву.

— Ты не слушаешь? — перебил себя тот. — Наверно, ты отца своего вспомнил.

— Может быть… да чего вспоминать-то, — махнул Николай рукой.