Если это любовь - [3]

Павел отправился на поиски. Во дворе и на веранде Лизы не было. Он тихонько заглянул в гостиную и улыбнулся привычной картине: мама что-то наигрывала на фортепиано, отец сосредоточенно смотрел на шахматную доску. Они были только вдвоем.

Пропажа обнаружилась спустя еще пять минут на кухне.

– Ну Ольга Степанівна, тьоть Оль, ну шо ви все сама да сама! – увещевала Лизка домработницу. – Я ж допоможу! Може, порізати чогось? Га? Чи в мене рук нема?

– Лиза, – позвал Горский, – у нашей Ольги Степановны на кухне абсолютная монархия. Давай не будем ей мешать, – он протянул жене руку. – Идем к родителям.

– А ми будемо строїть комунізм. Да, тьоть Оль? – упрямо спросила Лизка. – Ну їх, тих буржуїв!

– Спасибо, Лизавета… – Ольга Степановна, женщина преклонного возраста, в опрятном переднике и шишом седых волос на затылке, вопросительно глянула на Лизу.

– Петровна, – подсказал Павел.

– Лизавета Петровна, – кивнула домработница и неопределенно махнула рукой: – Вы уж коммунизм стройте там. А мы здесь по старинке, по-привычному.

Лиза обреченно вздохнула. Все, что угодно, лишь бы подольше не показываться на глаза Горским-старшим. Но тут даже домработница против нее!

– Ну… як хочете, – сказала она и снова широко улыбнулась. – Як заморитесь, зовіть!

– Идем! – повторил Павел, щекотнул подошедшую Лизу за бок и шепнул: – Признавайся, родителей боишься?

– Ще чого! – возмутилась Лизка, убирая в сторону его руку – еще не хватало при посторонних. – Пошли!

И с этими словами она решительно двинулась в гостиную.

Так они и зашли – воинственная Лиза впереди, улыбающийся Павел сзади. Изольда Игнатьевна на минуту прервала пассаж и взглянула на детей.

– Как вам дом, Лиза? – спросила она с нотками дружелюбия в голосе.

– Красіво! Дуже! – искренно ответила Лизка. Справедливости ради, дача Горских была едва ли не больше того дома, где сама Лизка выросла. Да и наличие фортепиано впечатляло. Пожалуй, больше всего остального. – З таким домом ніяка квартіра не нужна! Можно жить, якщо ще огород є. Ви мені потім покажете ваші грядки?

Ответом ей послужили странный горловой звук, приоткрытый рот свекрови и голос Павла:

– Я обязательно покажу тебе клумбы, которые здесь имеются. Завтра днем.

Сообразив, что сказала что-то не то, Лизка, вздернув подбородок, чтобы никто ни за что не догадался, что она растеряна, направилась к креслу возле свекра.

– К слову, я таки не прочь заиметь пару грядок с огурцами, – подал голос Николай Васильевич, по всей видимости, обращаясь к супруге и не отрывая взгляда от шахматной доски. – А вы, Лиза, что-нибудь в них понимаете?

– Ну так, нємножко… – пролепетала Лиза. – В мене більше мама… Я працюю на заводі.

– Мы помним, Лиза, что вы работаете на заводе. Уж который год в машинистках… – будто невзначай бросила Изольда Игнатьевна.

– Мама! – сердито сказал Павел.

– Неужели что-то изменилось? – удивленно спросила она.

– Не машинистка, а секретарь. И что плохого в этой профессии?

– Ничего, но за это время можно было уже окончить институт! – заявила Изольда Игнатьевна и демонстративно заиграла что-то пафосно-печальное.

– А я буду поступать! – трагично воскликнула Лизка, досадуя на себя, что когда-то не прислушалась к советам Катьки Писаренчихи. – Ми від вас повернемось, і в Вінницький пєдінститут піду. На заочне.

– Разумеется, пойдете, – улыбнулся Николай Васильевич. – К слову, Изольда Игнатьевна и сама получила свое верхнее образование, когда была уже глубоко-глубоко замужней женщиной. Павлом ее мама занималась тогда. А я только начинал преподавать. Забавные были времена.

Мелодия изменилась. Стала тихой и нежной, и где-то громко застрекотал сверчок.

– Да уж, – рассмеялся Павел, – бабушка все норовила меня откормить. Стыдила вас, что голодом меня морите, и прятала от меня книги, потому что я всегда читал во время еды.

– Разумеется, ты читал во время еды, Паш. Хорошо еще в шахматы во время еды не играл, на меня насмотревшись. Это был бы пассаж!

– А я на дах залізала і там читала до ночі, – попыталась поучаствовать в разговоре Лизка. – Мамка кричить, шо треба корову забрать з вигону, а я читаю і мовчу, наче мене там і нема.

– И о чем же вы читали на своей крыше, позвольте поинтересоваться? – раздался голос Изольды Игнатьевны.

– Дітей капітана Гранта… Мадам Боварі… про Печоріна… Та все, шо в бібліотеці взять можна було.

– И что же вам понравилось больше всего… из того, что давали в библиотеке?

– Мама! – снова возмутился Павел.

– Вот именно потому, что я мама, я хочу узнать твою жену получше, Павлик, – было объявлено самым торжественным тоном.

– Собор Паризької Богоматері, – прошипела Лизка. – Я так плакала за Квазімодо, так жалко його було. Кому він такий здався!

– Интересные предпочтения у вас, Лиза. Незаурядные… – Изольда Игнатьевна оценивающим взглядом наградила невестку, потом долго разглядывала сына. – Так вы говорите, в институт собираетесь поступать. Почему вдруг решили стать педагогом?

– Да в нас просто ще або філіал київського політеху, або медицинський. В пєд мені поступить легше. Буду українську вчить.

– Аааа, – многозначительно протянула мама.

– Ну Лиза пока на моем будущем крестнике потренируется, – улыбнулся Павел, – потом своих заведем. Когда институт закончит – будет знать, как с детьми обходиться.