«Если есть на свете рай…» Очерки истории Уругвая - [22]

«Посреднические» услуги по примирению Испании с восставшими колониями, которые оказывались Мадриду, имели своей целью (в случае победы испанцев) получить максимальные права на английскую торговлю с Южной Америкой, а также обеспечить для колоний ограниченное самоуправление.

Одновременно, пользуясь разрывом связей между Мадридом и его колониями, континент наводнялся английскими товарами. Шла бойкая торговля, которая фактически разорвала «континентальную блокаду» (тогдашние «санкции» Франции и ее союзников – главным образом запрет на ввоз в Европу промышленных товаров из «северного Альбиона», который должен был подорвать экономику Британии). Экономическая блокада могла иметь успех только в случае господства французов и их союзников на море, однако в октябре 1805 г. в Трафальгарской битве совместный флот Франции и Испании (союзницы Наполеона до 1808 г.) потерпел сокрушительное поражение от флотилии адмирала Нельсона. С тех пор английские корабли установили полное превосходство в мировой акватории, и никто не мог помешать британской торговле с Америкой.

Хотя открытое экономическое проникновение Англии в Уругвай началось с британской оккупации Монтевидео в 1807 г., контрабандная торговля с Великобританией телячьими шкурами в обмен на промышленные товары шла по возрастающей с момента основания испанской колонии на Восточном берегу, и во многом способствовала быстрому экономическому росту региона.

К 1800 г. на Восточном берегу сформировалась небольшая элита торговцев-скотоводов испанского (креольского) происхождения, использовавшая 50 000 жителей в качестве рабочей силы для ухода, выпаса и реализации продукции животноводства – огромного количества диких коров, составлявших ее главное богатство[95].

В то же время купцы Монтевидео стали соперничать с Буэнос-Айресом за положение крупнейшего международного торгового центра в южной части Латинской Америки. К 1800 г. они решительно выступали против мадридских властей, ограничивающих «свободу торговли», считая, что прямые коммерческие отношения, торговля с индустриализирующейся Англией, самой динамичной экономикой Европы, принесут им огромные выгоды[96].

Англия, в свою очередь, рассматривала Америку как источник сырья и обширный рынок для реализации продукции быстро растущего мануфактурного производства. В XVIII в. было разработано множество планов захвата Испанской Америки в интересах британской торговли. Растущее экономическое значение колоний Ла-Платы, их стратегическое расположение, а также ярко выраженное недовольство местных элит властью Мадрида способствовали тому, что Ла-Плата все чаще стала фигурировать в этих планах, схемах и сценариях развертывания как военных, так и торговых операций. Именно они побудили англичан организовать вторжения 1806–1807 гг. и объясняли те почести, которыми купцы лондонского Сити удостоили своего покровителя при королевском дворе, командующего флотом сэра Х. Попхэма[97].

Бесцеремонность оккупантов в навязывании британского суверенитета вызвала сопротивление колонистов, и экспедиции 1806–1807 гг. закончились политической и военной катастрофой. Однако, по мнению тогдашних лондонских экспертов, 6-месячная британская оккупация Монтевидео имела большой коммерческий успех, состоявший в распространении среди местных жителей «вкуса к изящным, практичным и дешевым товарам английского производства по всему бассейну реки Ла-Плата»[98].

«Неформальная» империя на Ла-Плате

Отношения между Британией и Латинской Америкой в XIX в. строились как «неформальная империя» (синонимами также являются «джентльменская», «торговая», «либеральная» империя).

Известно, что история империализма традиционно была историей «формальных» империй, устанавливавших в захваченных странах колониальную администрацию и размещавших там оккупационную армию. Таким образом, конец империи обычно связывался с обретением политической независимости. С этой точки зрения латиноамериканская история окончательно порвала с испанским колониальным наследием после Войны за независимость, и XIX в. рассматривается в официальной историографии как период «консолидации национальных государств».

Эта общепринятая точка зрения была оспорена в 1953 г. Р. Робинсоном и Дж. Галлахером, которые утверждали, что определяющей характеристикой взаимоотношений между Британией и Латинской Америки стало создание «неформальной» империи[99].

Против них сразу же выступили ортодоксальные историки (Г. Фернс, У. Мэтью, Д. Платт), которые настаивали на том, что Британия никогда не стремилась к созданию в Латинской Америке какой-либо империи и не создавала ее[100].

При этом в их работах сознательно затушевывались главные черты империализма, изложенные в классических трудах Дж. Гобсона и В.И. Ленина. Цель империалистов состоит в том, чтобы контролировать подвластную территорию, природные ресурсы, человеческий капитал. Для этого необязательно аннексировать страны, превращать их в формальные колонии с оккупационными органами политической власти. Достаточно установить господство над финансами, экономикой, средствами массовой информации и местными марионетками, формально занимающими высшие посты в «независимом» государстве