Если бы ты был здесь - [6]

– Мэм, знаете ли вы эту женщину? – спросил меня один из полицейских.

Я, разумеется, тут же ее узнала. Но я совсем ее не знала.

Когда стало ясно, что у моей матери деменция, Финн поинтересовался:

– Что ты собираешься делать?

– Ничего, – ответила я.

Она почти не заботилась обо мне, когда я была маленькой. Так почему же я должна заботиться о ней сейчас? Я помню выражение лица Финна, когда он осознал, что я воспринимаю любовь как услугу за услугу. Возможно, так и есть. Я не хотела бы вновь увидеть это выражение на его лице, но я знала свои возможности: у меня не было ресурсов, чтобы опекать больного Альцгеймером на ранней стадии. Поэтому я тщательно изучила вопрос, поговорила с ее лечащим врачом и рассмотрела несколько предложений из различных учреждений. «Гринс» показался мне лучшим местом из всех возможных, но он стоил дорого. В конце концов я собрала все вещи в маминой квартире, продала на аукционе «Сотбис» фотографии с ее стен, и в результате получилась сумма, которая вполне покрывала расходы на ее новое место жительства.

Ирония была в том, что родитель, по которому я отчаянно скучала, уже давно покинул этот мир, в то время как родитель, которого я воспринимала как данность, отныне полностью от меня зависел.

Итак, я приклеиваю улыбку на лицо и сажусь на диван рядом с мамой. Я могу пересчитать по пальцам двух рук свои визиты к ней с тех пор, как пристроила ее сюда, но при этом инструкции персонала я помню очень четко: ведите себя так, будто она вас знает, и даже если она вас не вспомнит, то, получив сигнал дружеского к ней расположения, отнесется к вам как к другу. В свой первый визит на вопрос матери «Кто ты такая?» я ответила:

– Твоя дочь.

Мама так разволновалась, что вскочила со своего места, бросилась вон из комнаты, споткнулась о стул и порезала себе лоб.

– Это ведь «Колесо фортуны»? И кто выигрывает? – спрашиваю я и устраиваюсь поудобнее, словно я тут частый гость.

Ее глаза устремляются на меня. В них мелькает замешательство, похожее на мигающую красную лампочку на панели управления, но вскоре оно затухает.

– Женщина в розовой блузке, – отвечает мама; ее брови сходятся у переносицы, она явно пытается вспомнить, кто я такая. – А ты…

– В прошлый мой визит на улице было еще тепло, – перебиваю я, давая ей понять, что пришла не впервые. – И сегодня там тоже очень приятно. Может, откроем дверь на веранду?

Мама кивает, и я подхожу к двери, ведущей на веранду.

Она оказывается незапертой.

– Ты должна всегда закрывать дверь на защелку, – напоминаю я маме.

Сбежать через веранду невозможно, и все-таки я переживаю из-за того, что дверь не заперта.

– Мы собираемся прогуляться? – спрашивает мама, когда в комнату врывается поток свежего воздуха.

– Не сегодня, – отвечаю я. – Но я завтра отправляюсь в путешествие. На Галапагосские острова.

– Я была там, – оживляется мама, цепляясь за нить воспоминаний. – Там живет одна черепаха. Одинокий Джордж. Последний представитель своего вида. Вообрази себе, каково это, быть последним из чего бы то ни было на свете.

Внезапно меня начинают душить слезы.

– Он умер, – говорю я.

– Кто? – склонив голову набок, уточняет мама.

– Одинокий Джордж.

– Какой еще Джордж? – спрашивает она и прищуривается. – А ты кто такая? Я тебя знаю?

Ее вопрос ранит меня.

Я не очень понимаю, почему мамина забывчивость причиняет мне боль именно теперь, ведь на самом деле она никогда меня не знала.

Когда Финн возвращается домой из больницы, то застает меня лежащей в постели под одеялом. На мне моя любимая фланелевая рубашка и спортивные штаны, на коленях лежит открытый ноутбук. Сегодняшний день меня просто расплющил. Финн садится рядом со мной и прислоняется спиной к изголовью кровати. Его золотистые волосы мокрые, а значит, перед тем, как пойти домой, он принял душ еще на работе, в Пресвитерианской больнице Нью-Йорка. Он работает ординатором в отделении хирургии, но носит хирургическую форму, которая отлично демонстрирует его бицепсы и покрытую созвездиями веснушек кожу на руках. Финн смотрит на экран моего ноутбука, а затем на пустое ведерко с мороженым, стоящее на кровати рядом со мной.

– Ух ты! – удивляется он. – «Из Африки»… и мороженое с жареным пеканом? Это типа тяжелая артиллерия.

Я кладу голову ему на плечо.

– У меня был дерьмовейший день, – жалуюсь я.

– Не у тебя одной, – отвечает Финн.

– Я потеряла клиента.

– Я потерял пациента.

– Ты выиграл. – Я тяжело вздыхаю. – Ты всегда выигрываешь. Сорванная сделка в области искусства еще пока никого не убила.

– Нет, я имею в виду, что у меня потерялся пациент. Пожилая женщина с ДТЛ ушла из палаты прямо перед отправкой на операцию на желчном пузыре.

– Добродушно-толерантное лицо?

Губы Финна растягиваются в улыбке.

– Деменция с тельцами Леви, – поясняет он и тем самым заставляет меня вспомнить о моей матери.

– Ты ее нашел?

– Ее нашла наша служба безопасности. Она была в родильном отделении.

Интересно, что заставило ее отправиться именно туда – какая-то ошибка внутреннего GPS или хвост воспоминаний, который, словно воздушный змей, улетел так высоко в небо, что его едва можно разглядеть.

– Тогда в этот раз победа остается за мной, – заявляю я и коротко пересказываю ему свою встречу с Китоми Ито.