«Если», 2017 № 02 (249) - [11]

— Ну, бей, бей! Чего ты ждешь?! — завопил он. — Ну? Коли, сволочь! Господи-Иисусе, на все твоя воля, а только — через мой труп!

В вышине послышался шум вертолетных винтов. Вертолет снижался совсем близко, над речным берегом. Шум был невыносим даже для Эргиса и Но Пуанга, а противников перепугал до полусмерти. Они кинулись наутек, куда-то в глубь леса.

Потом всем работы хватило — не имея ни одной лопаты, сучьями и досками расширять яму, устраивать пандус, выводить Бойбура.

— А ведь яма-то охотничья, — сказал Арсений. — Похоже, зверька туда нарочно загоняли.

— Они его за черта приняли, — ответил Тускул. — Как же теперь Ким найти?

— Придется ждать рассвета, — решил Аржаков. — Слонята не могут много ходить, мамонтята, наверно, тоже. Она где-то поблизости.

— Мальчик и девочка, — сказал Арсений. — А потом у них будут свои малыши.

— Это вряд ли, они же клоны, — возразил Аржаков. — Потом когда-нибудь, когда сумеем вырастить других мамонтов, решим и эту проблему.

— А зачем вообще мамонты нужны? — спросил один из тройки парней, которых Аржаков взял в «Эгиде». — Какая от них польза? Ведь не на мясо же их растить.

— Затем, чтобы жили, — отрубил Аржаков. — Тут был их дом. Мы, люди, сделали все, чтобы их истребить, мы их и вернуть должны.

— Да, вернуть, это ты правильно сказал, — заметил Арсений. — Вернуть — вот хорошее слово. Вернуть…

Он неожиданно достал хомус, приложил к губам и тихо заиграл.

И Эргис, и Тускул были городскими якутами. У них и род-ни-то среди оленеводов и охотников не имелось. Но полное тайной силы переливчатое гудение хомуса было своим, родным, они заслушались. Издали донесся голос Саяры, она звала Ким. И звала не на привычном русском — она по-якутски уговаривала девочку вернуться.

На рассвете Ким нашлась. Ее и Бойбура отвели на судно.

— Ну вот, обошлось без драки, — сказал Аржаков. — Саяра, ты им все-таки вколи транквилизатор. От вертолета столько шума — даже моя психика не выдерживает, а детки ведь в тишине росли. Я сейчас лечу в Жиганск, оттуда дня через три — в заповедник, встречать вас. Поднимемся, когда «Айяна» отойдет километра на два… Арсен, ты куда?

— Туда, — парень махнул рукой в сторону леса.

— Ты спятил?

— Нет. Ты, Софрон, за меня не беспокойся, я не пропаду. Понимаешь, я должен их найти.

— Дикарей?

— Они говорят по-русски, Софрон. Я понял, кто это. Видишь ли, я — единственный, кто может их вернуть. Мне они поверят. Ты — единственный, кто смог вернуть мамонтов, а я — этих…

— И что же ты такое понял? — спросил Эргис.

— Это — беглецы, ребята. В тридцатые годы такое бывало — старообрядцы семьями уходили куда подальше от советской власти. Вы их тоже поймите — аэропланы, автомобили, радио, моленные закрываются, страшно! Для них же все это было — как будто из преисподней. Ну вот и убегали, а эти — совсем далеко забежали. Я думаю, ушли три или четыре семьи, раз сейчас у них есть молодые охотники — так, Иван Андреевич?

— Так, — подтвердил Ванька.

— И они унесли с собой богослужебные книги. Я этих людей знаю, Софрон, они одеяло лишнее с собой не возьмут, а «Торжественник», «Апостол», «Жития святых» — заберут непременно, чтобы безбожникам не достались. Это надо понимать…

— Так это они что же — чуть ли не сто лет по лесу шастают? — не поверил Ванька. — Надо же… Обносились, бедные… И что — в шалашах живут?

— Зачем в шалашах? Вы же их встретили недалеко от берега. Похоже, они нашли заброшенный поселок. А до того — наверно, якутские юрты ставили, — предположил Арсений.

— Арсен, не мудри! — прикрикнул на приятеля Аржаков. — Тут их Ваня уже вилами насмерть перепугал, вертолет добавил. Схлопочешь пару стрел в печенку — а «скорую» тут не вызовешь.

— Не схлопочу, Софрон. Я же говорю — никого другого они близко не подпустят. А у меня — старые распевы по крюковому письму, понял? Я для них — свой, они меня признают, будут со мной говорить.

— И что, ты надеешься уговорить их вернуться? — спросила Саяра.

— Я надеюсь, что они мне поверят.

— У тебя хоть карта есть? — спросил Аржаков.

— Есть хорошая, бумажная. Да вы не бойтесь, я опытный походник, — Арсений улыбнулся. — В случае чего — выберусь к реке, тут ведь постоянно то баржа тащится, то лайнер с туристами. Не пропаду.

Но Пуанг не мог понять, что происходит, и по-английски шепотом требовал от Тускула перевода. Тускул понятия не имел, как объяснить, что за люди старообрядцы и почему их можно приручить пением на старинный лад.

Ванька тоже не очень уразумел, с кем сцепился. Его образование по религиозной части было одной сплошной прорехой. Но простые вещи он очень хорошо понимал.

— Ты, это, погоди! — крикнул он Арсению и побежал к боксам, возле которых у него был оборудован закуток. Там Ванька держал в запертом ящике припасы на всякий случай и вкусную подкормку для мамонтят.

Он появился через пару минут, прижимая к груди банки с тушенкой и пакетики с китайской вермишелью.

— На, вот! Сунь в рюкзак! — приказал он и, повернувшись к Аржакову, которого считал главным начальством в этом мире, объяснил: — А то чего же им по лесу шататься? Надо найти, по-хорошему с ними потолковать, вот как вы, Софрон Игнатьевич, со мной тогда, в Москве. Разве ж я думал тогда, что вернусь к слонам? А вот ведь получилось! Да ты бери, сынок, не стесняйся! Хрен его знает, когда ты на этих чудиков набредешь. Бери, бери! Скажи им — Ванька Попов прощения просит, что вилами махал. Без обид, понял? Пусть только возвращаются.