«Если», 2016 № 04 (247) - [54]

— Клянусь, что никому не расскажу о вашем маленьком интиме, — пообещал я. — Я просто хочу вернуть свою дочь живой. Ее зовут Дженна Лейтон. Она примерно вашего возраста.

— Дженна? — переспросила девушка.

— Ты ее знаешь?

— Имя знакомое. Она из клуба «Проблеск».

— Это секрет! — прошипел парень и выхватил у нее микрофон.

— Какая теперь разница? — возразила девушка. — Мы уже спалились.

— Что это за клуб? — спросил я.

Девушка задумчиво пожевала губу.

— Пожалуйста. Возможно, речь идет о жизни и смерти.

— Наверное, проще всего будет показать, — решила она. — Дайте мне пару минут прогреть турбины. А по пути я расскажу, что могу.

* * *

Дженне было шесть лет, когда Люсиль перебралась жить в глубоководную станцию номер восемь. В то время это казалось разумным решением — жена получила шанс избавиться от домашней рутины, встретиться с людьми, которых никто из нас давно не видел, и снова наполнить ветром паруса. Хуже, чем есть, со всеми нашими ссорами и ее хронической бессонницей, уж точно не будет. Врач сказал, что это пойдет Люсиль на пользу, тогда она собрала вещи и попрощалась с нами.

На стене над койкой Дженны вместо ночника висела фоторамка, показывающая нон-стоп разные изображения. Первоначально я зарядил ее персонажами из мультфильмов, но когда Дженна отказалась от Хлои и Джои, я предоставил ей самой выбрать фотографии из обширной цифровой библиотеки станции.

И удивился, когда она собрала целую коллекцию восходов, закатов и других изображений солнца — того, что она никогда не видела. По ночам я иногда стоял в дверях абсурдно маленького семейного туалета и наблюдал за тем, как Дженна лежит, накрытая одеялом, и не отрывает глаз от плавно сменяющихся картинок.

— О чем ты думаешь? — однажды спросил я.

— Почему оно вас не сожгло?

— Что?

— Учитель сказал, что Солнце — это огромный шар огня.

— Верно.

— Тогда почему он ничего не сжег?

— Для этого он слишком далеко.

— Насколько далеко?

— До него много миллионов миль.

— О-о…

Еще несколько картинок сменилось в тишине.

— Папочка?

— Да? — отозвался я, поглаживая дочь по голове.

— Я когда-нибудь увижу солнце? По-настоящему?

Моя ладонь замерла. Это был чертовски хороший вопрос. Да только я не был уверен, что смогу на него ответить. Разница в орбитальной скорости облака зеркал и орбитальной скорости Земли в сочетании с рассеивающим действием от давления солнечного ветра рано или поздно выведет нашу планету из смертоносной тени. Но вот сколько на это уйдет времени и случится ли такое прежде, чем умрет последний из нас, всего нескольких тысяч выживших из более десяти миллиардов населения, — вопрос спорный.

— Возможно. На поверхности сейчас огромный ледник. Мы уже даже не можем подняться и посмотреть на небо, потому что лед сомкнулся на экваторе и он настолько толстый, что подлодки не могут сквозь него пробиться. Если Солнце вернется, лед начнет таять. Но на это, скорее всего, уйдет очень много времени.

Дженна повернулась на бок и уставилась на меня. Взгляд ее сделался пристальным — таким он всегда становился, когда она думала.

— Почему инопланетяне это сделали?

Я вздохнул. Это был наилучший вопрос.

— Никто не знает. Некоторые полагают, что инопланетяне живут очень-очень долго и что они уже прилетали к Земле и проделывали такое однажды или дважды.

— Но почему они перекрыли нам солнечный свет? Тем более что из-за этого погибали люди?

— Быть может, они не знали, что это погубит людей. Когда Земля в последний раз замерзала так, как сейчас, на планете еще не было людей, вот инопланетяне об этом и не подумали.

— Но ты же пытался с ними поздороваться? Когда был на космической станции. Ты же сказал им, что ты там. Пытался с ними подружиться. Они наверняка очень злые, если даже после такого отняли у нас Солнце. Эти инопланетяне… гады они, вот кто!

С этим я не мог спорить. Я сам так думал, и не раз.

— Может, и так, — согласился я. — Но мы мало что могли с этим поделать, когда они заявились, и мало что можем сделать сейчас — кроме того, что уже делаем. Мы придумали, как жить на морском дне, там, где еще тепло и где инопланетяне до нас добраться не могут. И будем и дальше придумывать, как здесь жить, — столько, сколько потребуется.

Я немного удивился эмоциям, которые вложил в последние несколько слов. Дженна не сводила с меня глаз.

Я наклонился и поцеловал ее в щечку.

— Ладно, пора спать. Нам завтра рано вставать.

— Хорошо, папочка, — согласилась она, чуть улыбнувшись. — Как я хотела бы, чтобы и мама поцеловала меня на ночь.

— Я тоже.

— Папочка?

— Да?

— Мама поправится?

Я сделала паузу, медленно выдыхая.

— Я очень на это надеюсь, — ответил я, укладываясь на нижнюю койку под койкой дочери — двухместную, но ныне подозрительно пустую.

* * *

«Клубом» оказался восстановленный сегмент третьей станции, заброшенной еще с ранних дней похолодания.

Каждая из глубоководных станций имеет форму секционных колец: огромные титановые цилиндры соединены торцами, образуя шестиугольники или восьмиугольники со спицами.

Третью станцию очистили от всего полезного и забросили, после того как декомпрессия погубила половину ее команды. С нее забрали все, что можно было забрать, а корпус оставили.