«Если», 2016 № 04 (247) - [11]

— Внимание, летный состав! — разорялся тем временем дедушка. — Командир корабля! Да, я к тебе обращаюсь! Как накинут петлю — немедленно взлет! Дальше по обстановке!

От торпеды к Ан-12 неслись двое с тросом. Попытались накинуть его на высоко вздернутый хвост, но тут вмешался экипаж. Открылся задний грузовой люк, бортинженер отнял у водолазов конец троса и исчез с ним внутри самолета. Летчик, высунувшись в форточку едва не по пояс, выразительно покрутил у виска пальцем, но двигатели зарычали, Ан-12 тронулся с места.

— Ну, теперь молись, — сказал дедушка.

Натянулся трос, самолет запнулся было, но уцепился всеми четырьмя винтами за воздух, потащил себя вперед, медленно развернул торпеду — дедушка и командир дружно выдохнули — и поволок следом белый клубок снежной каши, в котором прятались триста кило взрывчатки, способные долбануть в любой миг.

К подводной лодке бежал народ, последним — начальник станции, на ходу тыча пальцем в людей: пересчитывал. Самолет удалялся, волоча торпеду. Сто метров, двести, триста, пятьсот… Он становился меньше и меньше, вот оторвался, взлетел…

Торпеду было уже не разглядеть, зато очень хорошо виднелись торосы за ВПП.

— А если не взорвется? — спросил командир.

Тут она и взорвалась.

Торосы разнесло в пыль, и на их месте поднялась высоченная, как показалось всем с перепугу — на полнеба, белая стена. Льдина тяжело ухнула, отчетливо хрустнула и пошла трещать, ломаясь. Потом на полосу, где-то примерно в середине, упало нечто увесистое.

Дедушка, не оборачиваясь, протянул руку и щелкнул пальцами. Командир вложил в руку бинокль.

— Та-ак… Приемлемо. Очень даже приемлемо.

— Это что там?

— Контейнер с «горшком». Целехонек. Эй, куда! Куда-а…

По полосе бежала трещина, и контейнер в нее ухнул.

— Тьфу, блин, — разочарованно буркнул дедушка, отдавая бинокль.

Трещина перестала расти, но полосу искалечила безвозвратно. Появился самолет, без видимых повреждений, облетел льдину, крыльями покачал и ушел на базу — сесть ему здесь было негде.

— Ничего! — утешили снизу, где толпился личный состав. — Все равно послезавтра ледокол придет!

Открылась дверь радиостанции, высунулся связист. Все уставились на него. А начальник зачем-то посмотрел на свои руки — ну понятно, обсчитался.

— Ну так что докладывать? — крикнул радист. — Тонем — или как? Вы давайте определяйтесь!

— Да погоди ты, — отмахнулся начальник станции. — Дай подумать. Не спеши. Может, еще утонем.

А дедушка сидел на своей персональной льдине, придерживая ведро с объедками, и глядел куда-то назад. Глядел очень грустно.

— Убежал мишка, — сказал он наконец. — Испугали мы его. Голодный ушел, некормленый. Эх… Сынок, у тебя на лодке кагор есть? Давай сюда. Я сейчас кого-то причащать буду!

* * *

С ледокола прислали вертолет, чтобы эвакуировать инспектора, а дедушка услал его обратно. Сказал, ему тут удобнее работать, он занят, опрашивает личный состав и готовит аналитическую записку. На самом деле он пил вино с командиром торпедолова — не забывая его опрашивать, естественно. Льдина потрескалась куда сильнее, чем показалось сначала, но не смертельно. Водолазы хотели подводникам набить морды, потом разобрались, что те в общем не виноваты, и решили вместе с ними бить морды техникам, но помешал начальник. Сказал, полностью обесточивать головную часть торпеды не положено по инструкции, там настройки слетят, придется вводить заново. Поэтому и техники не виноваты. Татушка виновата, сволочь, ну так она и есть сволочь, вы сами знаете, ее такой нарочно сделали на страх капиталистам.

Тогда все передумали драться и пошли играть в футбол, пока хорошая погода. Откуда только силы взялись — а ведь казались такими заморенными.

Летчики почти что написали на дедушку кляузу министру обороны лично. Никак забыть не могли блестящую идею повесить им на хвост торпеду. Но потом убоялись своей отчаянности — виданное ли дело жаловаться на целого маршала — и просто нарезались в хлам. Когда инспектор, вернувшись на базу, вызвал их к себе, они чуть не поубивали друг друга: какая падла настучала?! А маршал перед ними извинился. Сказал, простите, не сообразил. И дальше они два часа под коньяк размышляли, что за гадость татушка без блока распознавания и как ее нейтрализовать с помощью авиации. Призвали начальника разведки с оперативным портфелем, но и все вместе ничего существенного не придумали.

Командующий флотом готов был маршалу вручить свою отрубленную голову на блюде. Плевать на оргвыводы, плевать на последствия ЧП для карьеры. Он чисто по-человечески умирал со стыда перед дедушкой-сапером. А еще замучил внутренний голос, бубнивший «товарищ адмирал, выпейте», потому что шептать про самоубийство адмирал ему запретил.

А дедушка чувствовал себя превосходно, он прямо на глазах помолодел, только горевал по утонувшему «горшку» и сбежавшему медведю, непонятно, по кому больше. Еще он выразил своему адъютанту сожаление, что не взял его ни по грибы, ни на льдину, — тот многое потерял, там оказалось весело и познавательно, а второго такого случая не будет. Адъютант счел за лучшее согласиться.

Адмирала дедушка спросил: а на льдине у нас тоже была навигационная авария? Кажется, они меня преследуют. Хочешь, и правда тебе помогу с ними бороться? Я вроде начал понимать некоторые вещи… Ладно, ладно, молчу, отстал. И чего вы такие унылые? Служба-то у вас — умора сплошная. Не то что в саперке.