«Если», 2015 № 04 (242) - [8]

— Скорее я думаю, что мне нужен отпуск! — наигранно рассмеялся я, — И прописанные вами лекарства тоже. Спасибо вам!

Полицейский в белом котелке просиял и похлопал меня по плечу. Это раздражало, но раз уж я согласился сотрудничать, отступать было некуда. Кроме того, я хотел помочь бедняге-доктору. Тому, что от него осталось.

— Что ж, — Егоров встал и протянул мне руку на прощание, едва не задев белый котелок человека, которого он не видел, — Продолжайте лечение. Если приступы тревоги и навязчивые мысли вернутся — не медлите, обращайтесь ко мне.

— Всенепременно, доктор! — я пожал ему руку. — Всенепременно.

Полицейский хлопнул в ладоши. Доктор Егоров застыл, его глаза подернулись поволокой. Пальцы замерли.

Я осторожно высвободил ладонь и посмотрел на полицейского в белом котелке:

— Вы довольны?

— Более чем! Ваша новая технология, профессор, превосходит все ожидания Главного. И вы действительно помогли этому человеку… бывшему человеку… снова поверить в себя.

— Но почему именно этот франкен так важен для вас?

— Доктор Егоров являлся ведущим специалистом в области психологии поведения биороботов. Вы же знаете, что франкены, осознавшие свою сущность, долго не живут. Не могут вынести эмоционального напряжения. Методики Егорова позволяют убедить их в том, что они все еще люди…

— …и продлить срок службы, — закончил я за него. — Понимаю. Но зачем вам понадобился я?

— Так случилось, профессор, что вы стали его последним пациентом. Перед тем, как он… — полицейский показал пальцем на окно.

— О, господи! Если бы я знал! Я же пришел к нему на обыкновенный профосмотр! В нашей индустрии это строго, сами знаете.

— Да, да, так уж получилось. Но теперь именно вы — профессор Петров — застряли у него в памяти, и, поговорив с вами, он должен успокоиться и продолжить работу.

Я с сомнением поглядел на застывшего доктора.

— Вы хотите сказать, он продолжит исследование психологии биороботов? И даже будет работать психотерапевтом?

— Почему нет? — пожал плечами полицейский. — Кому как не вам знать, что франкены хорошо сохраняют работоспособность. По крайней мере, до тех пор, пока считают себя людьми.

Я еще раз посмотрел на доктора. Жаль его. Но меня ждало исследование, которое следовало продолжить, иначе Главный будет недоволен.

— Мне пора идти, — сказал я.

— Конечно, конечно! — засуетился полицейский, — Я провожу.

Мы вышли из приемной, и я в последний раз бросил взгляд на репродукцию картины Магритта на стене и на табличку на двери — «Психотерапевт Егоров П. И.».

В лифте я покрепче намотал на шею шарф, сунул руку в карман за перчатками и обнаружил там смятую листовку. «Франкены должны знать, кто они такие».

Я хотел показать листовку полицейскому, когда он сказал:

— Кинсеаньера!

И дважды хлопнул в ладоши.

* * *

Главный снял с головы котелок, повертел его в руках и бросил в свободное кресло у окна. Человек, сидящий в кресле под картиной, не двигался. Главный подошел к окну, прикоснулся к холодному стеклу, провел рукой по подоконнику и поморщился. В палец вонзился тонкий осколок.

Закрыв глаза, Главный еще раз представил себе, что произошло в этой комнате месяц назад.

* * *

— Смотрите. — Петров открывает бумажник и достает ламинированную карточку. — Это стандартное разрешение на донорскую передачу органов, если я скоропостижно скончаюсь. Значит, мои органы годятся для кого-то другого. Может быть я — лишь заготовка для франкена? Очередная марионетка для Главного?

Егоров достает из бумажника похожий документ:

— Как видите, у меня такое же разрешение. Стандартная процедура по нынешним временам. Это же не значит, что мы с вами обязательно станем биороботами.

Петров встает с кресла. Его интеллигентное сосредоточенное лицо искажается гримасой:

— Хотите проверить, доктор?

Егоров примирительно вскидывает руки:

— Профессор… Сядьте. Пожалуйста, успокойтесь.

— Я докажу вам! — Петров встает с удивительной прытью для уже лысеющего ученого, хватает стул и бросается к окну. Доктор пытается остановить его, но слишком поздно — пациент с силой швыряет стул в окно, раздается звон битого стекла — в комнату врывается порыв злого ноябрьского ветра. Профессор вскакивает на подоконник.

— Если я франкен, — говорит он, — …Главный снова соберет меня.

— А если вы человек? — кричит доктор. Он стоит в шаге от подоконника, предостерегающе вытянув руки.

— А если я человек, — медленно произносит профессор, — то это мой выбор. Я больше не хочу превращать людей в ходячие трупы.

Он делает шаг из окна. Доктор успевает схватить его за руку, но профессор слишком тяжелый. Несколько секунд профессор висит в воздухе, доктор пытается его удержать, а потом они вместе летят вниз.

Их тела ударяются об асфальт и друг о друга, черепа лопаются. Когда приезжает скорая, их мозги уже смешались, как краски на палитре.

Вокруг собираются зеваки, и все молчат — только девушка с ярко-оранжевыми волосами кричит, прижимая руки к щекам.

* * *

Главный выдернул из пальца осколок и обернулся к человеку в кресле под картиной. Это был венец биотехнологий, сомнительный с точки зрения человеческой этики, но необходимый в практическом смысле. Профессор Иван Егорович Петров, опыт которого требовался для стабилизации и контроля новых биороботов. И доктор Петр Иванович Егоров, способный убедить биоробота в том, что он человек. Они составляли необходимый симбиоз, как неразделимые сиамские близнецы. Творение, которым гордился бы мифический Франкенштейн, создатель монстра. Две личности в одном теле, каждая из которых реагировала на свою поведенческую кодировку — изобретение профессора Петрова. Один из них считал, что все шляпы — белые. Другой полагал, что все они — черные. Один из них не замечал людей в черных шляпах. Другой — в белых. И оба игнорировали уродливый шрам на собственной шее.