«Если», 2012 № 12 (238) - [4]

— Похоже, это интересно, — кивнул зинн. — Продолжайте.

— В общем, на планете царила тишь да гладь, но однажды ни с того ни с сего… Это можно назвать внезапным массовым помешательством. Наверное, какое-то воздействие окружающей среды, возбудитель психической активности, о котором мы не имели ни малейшего представления. Нам и теперь непонятно, в чем причина. Мы, люди, и наши соседи-бокайцы без всякого предупреждения передрались, друг убивал друга, супружеская пара — соседей, ребенок — ребенка. Когда это прошло, осталось совсем немного выживших, в том числе я.

Помедлив, Андреа уточнила:

— Мне тогда было восемь лет. По человеческим понятиям, это очень раннее детство.

— И вы тоже убивали?

— Да.

— Скольких?

— Отсылаю вас к официальным документам. Уверена, посол Вальсик окажет необходимое содействие.

— Вы помните, как это было?

— Я помню всю свою жизнь, каждую секунду бодрствования.

— И каково оно в ощущениях?

— Вы про убийство? — переспросила Андреа, с трудом веря собственным ушам.

— Да.

— О черт! Да какая разница, что ты при этом чувствуешь?

— Когда я считаю необходимым что-то узнать, я задаю вопросы.

Андреа вспомнила свое ухающее сердце, кровавые ладони. И как радостно было сознавать, что в крошечных пальцах она держит плоть взрослого бокайца. Того, в ком прежде души не чаяла.

— Когда я находилась во власти этого… даже не знаю, как назвать… ощущения были превосходными.

— А потом?

— Потом очень хотелось покончить с собой. Всякий раз, как вспоминала… Этот допрос в самом деле необходим?

Кормилец Узников будто не услышал.

— В дальнейшем вы когда-нибудь убивали разумных существ?

К сожалению, правдивый ответ был утвердительным. На весь остаток детства Корт получила эквивалент тюремного срока. Пару раз она была вынуждена принимать чрезвычайные меры против людей, отвечавших за ее охрану, но обращавшихся с подопечными детьми как самые настоящие чудовища.

— На такие вопросы я предпочитаю не отвечать.

— Это молчаливое признание вины?

— Нет, уважаемый господин, это молчаливое проведение черты между тем, о чем можно меня спрашивать, и тем, во что совершенно незачем совать нос. Если вы всерьез убеждены, что я намеревалась причинить вашему ребенку вред или что само мое присутствие представляет для него опасность, объявите меня персоной нон грата, выдворите с планеты, а впредь присматривайте за дочкой получше, чтобы вечерами не убегала из своей комнаты и не натыклась на бродящих по вашим владениям людей.

Кормилец Узников вылез из петли, медленно прошелся по кругу и снова посмотрел на Корт.

— Мы не обвиняем вас в попытке причинения физического ущерба ребенку.

— Тогда в чем проблема?

— Проблема связана с упадком нашей цивилизации. Так как мы крайне малочисленны, вся надежда на оставшуюся горстку детей. Каждый из них с младенчества понимает, что ему предстоит особая служба. Ваша беседа с ребенком, как бы она ни была невинна, могла внести в нашу задачу новые переменные, достаточно серьезные, чтобы сорвать процесс подготовки. Вот что нас беспокоит, советник… О чем вы говорили с Первой Данью, можно узнать?

Андреа была уже сыта этим допросом по горло.

— Я пребывала в плохом настроении, его причина вас тоже не касается. Она спросила, почему я плачу. Я ответила, что мои слезы — пустяк. Потом мы представились друг другу, и она сказала, что рада встретить человека, с которым можно подружиться. Я не сочла необходимым ее разубеждать. Дальше этого наша беседа зайти попросту не успела. Если при этом я повлияла на процесс обучения, прошу меня извинить, хоть и ума не приложу, как такая ерунда может повредить чему-то.

Кормилец Узников снова описал кружок.

— Возможно, понадобится коррекция воспитания, но если между вами больше ничего не было, то вряд ли нанесен непоправимый ущерб. Возможно, я даже позволю Первой Дани снова поговорить с вами. Вы вернетесь в посольство при условии, что не покинете нашу территорию, пока мы не решим, как быть дальше.

От такого ультиматума Андреа не пришла в восторг. Незаконченных дел на этой планете набиралось от силы на день. Торчать среди презирающих ее дипломатов, пока зинны решают, казнить или помиловать, — не самый лучший способ потратить время с толком. Но протестовать, судя по всему, бесполезно.

Она выпрыгнула из петли и процедила:

— Пока я здесь, постараюсь, чтобы бесед о пустяках больше не было.

Если Кормилец Узников и уловил сарказм, то не подал виду.

— Мы высоко ценим ваше содействие.

* * *

Непреднамеренный дипломатический инцидент — штука неприятная. А для его виновника — вдвойне. Потому что отвечать приходится дважды: сначала перед оскорбленной стороной, потом перед собственным начальством.

Андреа Корт доставили шаттлом в посольство Конфедерации, подвергли часовой пытке ожиданием в ее квартире, а после препроводили в посольский кабинет для надлежащей выволочки. Там за столом восседала Вальсик, подперевши голову кулаком и все свое внимание сосредоточив на ростовом голографическом портрете мужчины в интерьере импровизированной тюремной камеры, которая находилась здесь же, в посольстве.

Изображение было записанным, а не живым, и оно не двигалось. Основательно устаревший портрет прибыл из полицейского архива. Снимок был сделан тринадцать лет назад, в день ареста. С тех пор внешность преступника, конечно же, претерпела изменения.