«Если», 2012 № 12 (238) - [3]

— У большинства цивилизаций это называется беседой о пустяках, — хмуро ответила Андреа.

— А вот в дипломатии, — парировала Вальсик, — это называется несанкционированным контактом.

— Посол, помилуйте, это же ребенок! Девочка заговорила со мной, я ответила. А что еще оставалось? Показать, что она для меня пустое место?

Своим бешеным взглядом Вальсик довела бы до обморока кого угодно, но невидимые доспехи Андреа ей было не пробить.

— У тебя слишком мало дипломатического опыта, чтобы вот так взять да уйти с посольского приема. Только там можно вести разговоры с местными, у них на то имеется специальное разрешение. А болтать бесконтрольно с кем попало — это огромный риск. Да ты хоть отдаешь себе отчет, что могла повлиять на переговоры, о которых даже не знаешь ничего? Поставить под удар соглашение, которое мы начали готовить за год до того, как ты здесь объявилась со своим резиновым штампиком? Самое меньшее из возможных зол — угроза твоей собственной…

Сквозь фалангу официальных лиц протолкался сотрудник дипкорпуса — этот хлыщ в смокинге, не заметив присутствия Андреа, в недавнем разговоре назвал ее монстром. Он пошептал на ухо Вальсик, и у той сдвинулись брови, аж наехали друг на дружку. Она вытаращилась на чиновника с бессильной злостью. Тот еще что-то сказал. Корт ни слова не разобрала, однако Вальсик аж потемнела от гнева.

— Ты им понадобилась, — сказала посол.

* * *

С двумя высоченными, как подъемные краны, взрослыми зиннами пообочь Андера прошествовала по нескольким коридорам и пологим подъемам — человек назвал бы их лестницей, будь ступеньки одинаковы по высоте и ширине. Потом был еще один коридор, только стенами ему неведомо по какой причине служила сплошная лоснящаяся кривизна, а пространство, ею ограниченное, имело форму песочных часов.

Сопровождающие оставили советника в яйцеобразной комнате со светящимся неровным полом и двумя подвешенными к потолку ременными петлями. Не обнаружив, где можно присесть, Корт ухватилась за петлю. Теперь ничего другого не оставалось, как ждать новых событий. Наконец против нее в стене отворилось нечто вроде двери, и в проеме появился взрослый зинн.

Он обратился к ней, но его речь вовсе не была лишена модуляций, как у маленькой фотир. Судя по металлическому тембру, коммерческий хомосап проходил через скрытый переводчик.

— В этой части жилого комплекса нет подходящей для людей мебели, но если угодно, попробуйте воспользоваться в качестве сиденья петлей. Она рассчитана на вес зинна, а ваш выдержит тем более.

Корт села. При этом свесились ноги, и в памяти мигом всплыли качели. Ах, детство…

Наверное, вот так же любит качаться и местная детвора, еще не ведая, что ее народ обречен.

Зинн устроился в другой петле, его голова и все четыре конечности свесились в сторону Андреа, членистое туловище дотянулось до пола с другой стороны. Советнику поза показалась чудовищно неудобной, но ведь у зинна совершенно другая анатомия, нежели у человека. Судя по всему, собеседник не испытывал никаких неудобств.

— Меня зовут… — начал он, а затем последовала череда совершенно непривычных звуков. Тут и свист, и фырканье, и кряканье, а продолжалось это представление втрое дольше, чем у Первой Дани. — Я администратор проекта, который имеет прямое отношение к заключенному. Можете меня называть профессиональным титулом: Кормилец Узников.

У Андреа заколотилось сердце.

— Так вот, значит, кто я теперь? Узница?

В ее направлении склонилась серповидная голова.

— Считаете, могли бы таковой стать?

— Только не за сегодняшние прегрешения. Верно ли я догадываюсь: Первая Дань — ваш ребенок?

Программа-переводчик умела мало-мальски передавать иронию.

— В широком смысле слова это дитя нашего мира, в смысле же генетическом — да, это мое дитя.

— Смею заверить: если я, обменявшись с нею несколькими дружескими словами, нарушила какой-то закон, или табу вашего общества, или здешний дипломатический протокол, то случилось это без злого умысла, и я приношу свои извинения.

Полумесяц свесился набок, заморгали черные глаза, вся дюжина, один за другим, как будто зинн реагировал на невидимый для Андреа предмет, проплывавший поперек его лицевой впадины. Спустя секунду Кормилец Узников произнес:

— В вашей жизни было преступление. Против детей. Ах, так вот в чем дело?

— Да, я совершила преступление. Очень давно. Когда сама была ребенком.

— Расскажите об этом.

Слишком много в жизни Андреа Корт было охотников до тех кровавых подробностей, чтобы здесь и сейчас беспрекословно изложить старую историю.

— Уважаемый господин, мое прошлое ни для кого не секрет. Отчет о нем прибыл сюда вместе с моими верительными грамотами.

— Все-таки расскажите.

Как же хотелось посоветовать Кормильцу Узников, чтобы убирался к черту. Но она была слишком молодым и малоопытным дипломатом и не знала, где лежит граница дозволенного. Поэтому с тяжелым вздохом Андреа подчинилась и поведала о том бремени, которое ей суждено нести до конца жизни.

— Есть такая планета Бокай, а на ней маленькая утопическая община. Вот там-то я и родилась. Живут на этой планете только люди и бокайцы. Они очень схожи между собой, а потому неплохо ладят. Настолько; что даже помогают друг другу растить детей.