«Если», 2005 № 11 (153) - [10]

— То есть?

— Ну, фамилию, имя, отчество. Раз у подарка нет конкретного адресата, я могу записать ваши.

— Это обязательно?

— Да.

— Хорошо. — Третий ненадолго задумался. — Пишите. Евгений Александрович Плюшкин.

— Записано. Теперь пожелание.

— Это еще что?

— На карте звездного неба принято писать пожелание. Хотя вы же непонятно кому… Может, все-таки выберете что-нибудь из готовых? — Антон протянул список на двух страницах.

Третий, качая головой, бегло просмотрел пару десятков корявеньких четверостиший и, хмыкнув, ткнул пальцем в третье с конца, посвященное, по всей видимости, новорожденному.

Пусть падают звезды, желанье даря и отмеряя век, Пусть падают все — но не твоя, маленький человек! Твоя пусть вечно сияет тебе, собой озаряя ночь, И ангел с улыбкой глядит с небес, всегда готовый помочь.

— Вот это, — сказал он. — Только вместо «собой озаряя ночь» напишите «твой озаряя путь».

— А… как же рифма?

— А в последней строке замените «помочь» на «подуть».

— Я извиняюсь… подуть?

— В трубу. Бывают же ангелы с трубами.

— Понятно, — Антон удовлетворенно кивнул.

— Вот и славно. Надеюсь, это все?

— Почти. Ваш контактный телефон, пожалуйста.

Третий продиктовал, и Антон, не моргнув глазом, записал его, хотя прекрасно знал, что трехзначных номеров телефона не бывает. Но раз клиент готов расплатиться на месте, рассудил он, его контактный телефон не так уж необходим. И вообще… Продавцы воздуха должны быть снисходительны к мелким причудам его покупателей.

Через десять минут, спускаясь по лестнице на первый этаж, новоиспеченный владелец — даже не звезды, но имени звезды, то есть вдвойне эфемерной субстанции — достал из кармана мобильный телефон и три раза нажал «шестерку».

— Алло, — сказал он. — Пятый, ты? Да, Третий. Ну что там в новостях? Зафиксировали ускорение? Молодцы! И как скоро? Через двадцать четыре часа? Отлично!.. Да, я свое оттрубил. Я говорю, «Полынь» зарегистрировал. К вечернему выпуску, надеюсь, до них дойдет. Нет, абсолютно без проблем. Ты прав, ничему не учатся. Такие же алчные, как всегда… Ты вот что… Подожди, сколько они там насчитали, и выпускай саранчу. Сам знаешь? Ну, тогда все. Я говорю, все. Конец.

Третий бросил через плечо ненужную трубку и поморщился, когда осколки запрыгали по ступенькам. «Нет, все-таки в Раю двери потуже», — подумал он, раздвигая деревянные створки. Неисправный пружинный механизм, которого уже никогда не коснется рука слесаря, обиженно крякнул и сдался.

?

Далия Трускиновская Берег надежды

Я обнаружила его в парке, который вырос вокруг городского канала. Он сидел и глядел, как медленно проплывают кленовые листья. Лицо показалось знакомым, окликнула. Да, мы действительно пересекались лет десять назад. Говорить в общем-то было не о чем. Обнаружила его в парке, который вырос вокруг городского канала. Он сидел и глядел, как медленно проплывают кленовые листья. Лицо показалось знакомым, окликнула. Да, мы действительно пересекались лет десять назад. Говорить в общем-то было не о чем.

Он сильно постарел. Удивительно постарел — сразу из молодости провалился в старость. Привычки остались прежние — ходил без шапки, но в длинном пальто, таскал с собой трубку в замшевом футляре, не стригся. Имя осталось прежним — Игорь Николаевич. Волосы стали редкими, легкими и серебряными, откликались на каждый всплеск ветра. Пальто имело жалкий вид. Я полагала, что встретила классического неудачника. Но он, к большому моему удивлению, ни на что не жаловался. Было в нем умиротворение и ощущение какого-то тихого удовольствия от жизни.

Обстоятельства сложились так, что мне довольно часто приходилось, спрямляя дорогу, утром или вечером бежать через парк на берегу канала. Примерно раз в неделю я видела там его — он менял места в соответствии с временем года. Осенью сидел ближе к воде, зимой — повыше и у тех аллей, где регулярно разгребали снег. Весной перебрался на декоративный каменный бастион, врезавшийся в воду, как кораблик. Иногда мы здоровались.

Однажды я шла через этот парк в сквернейшем состоянии духа. Такое бывает, когда напарываешься на безнаказанную скотину. Эта скотина села на шею моей лучшей подруге, и лояльность не позволяла мне говорить правду в глаза. А скотина почуяла во мне врага, и образовалось противостояние, чреватое взрывом.

Странно, что сперва именно он опознал во мне врага, только потом и я — в нем, но дело житейское, и я даже до таких мыслей возвысилась, что подруге проще один раз оплатить его похороны, чем ежемесячно вкалывать на двух работах, чтобы милое сокровище могло неделями сидеть дома и смотреть телевизор в ожидании, пока его режиссерская голова родит гениальную мысль. Меж тем оно перебивалось в театре на второстепенных ролях и было убеждено, что завистники его гнобят.

А она его любила и переживала его безделье — ей казалось, будто это вынужденное безделье! — куда острее, чем он сам.

Так что взрыв созрел, огонек уже бежал по бикфордову шнурку. До хороших же времен мы дожили: не так просто назвать дармоеда и бездельника дармоедом и бездельником! Это — целое событие, сопровождаемое громами и молниями.

У меня было немного лишнего времени, я спустилась к бастиону, села на скамейку и стала глядеть на проплывающие мелкие льдинки. Канал был на самом деле крепостным рвом, окружавшим самую старую часть города, он соединялся с рекой выше и ниже ее по течению, и его собственное течение было очень медленным. Я смотрела на эти льдинки и вдруг вспомнила старую даосскую мудрость: если у тебя завелся враг, ничего ему во вред делать не надо, а просто сесть на берегу реки и ждать — в один прекрасный день мимо тебя проплывет его труп.