«Если», 2002 № 10 - [83]

Закончив приводить себя в порядок, девочка облачилась в нежноголубое платье и по узкой деревянной лесенке спустилась в гостиную, где ее уже поджидала матушка, не по-утреннему деловая и чем-то заметно озабоченная.

— Ты очень кстати, — объявила она, не успела скрипнуть последняя ступенька под башмачком любимой дочери. — У твоей бабушки снова проблемы.

— У этой старой маразматички? — поморщилась девочка. Утро, начавшееся так безоблачно, грозило без перехода превратиться в ночь трудного дня.

— Она не старая, а пожилая, — нахмурила брови мать девочки и со вздохом признала: — Что до остального, то тут я вынуждена с тобой согласиться. У бабушки вышла из строя ее чудо-печка. Что немудрено: ведь еще до ее приобретения я, хоть и не склонна к пророчествам, предсказывала, что сия грешная конструкция долго не прослужит. Печка — не водяная мельница и топить ее следует дровами, а не мелкими волнами. И вот результат: престарелая ведьма сидит у разбитой печки и тщетно пытается вспомнить хотя бы простенькое кулинарное заклинание.

И матушка передала девочке объемистую плетеную корзинку, не забыв предварительно заглянуть в нее, чтобы убедиться, что положила туда все, что нужно.

— Так, жестянка с оливками и три склянки с наливками, шесть мясных блюд с подливками и кофе со сливками, — перечисляла она, незаметно для себя заговорив стихами. — А также пирожки и горшочек масла. И на всякий случай надень, пожалуйста, свою шапочку.

— Что?! Это лиловое недоразумение? — возмутилась девочка.

— Да. Хотя, на мой вкус, сей, с позволения сказать, головной убор…»

— Что за галиматья? — поморщился Пашка. — Сделай потише!

— Я тоже не улавливаю смысла, — признался я. — Кажется, что-то по мотивам русских народных сказок.

— С каких пор Шарль Перро стал выходцем из русского народа?

— Ну, французских.

— Не в том суть. Скажи лучше, куда подевалась твоя бдительная княжна?

— Понятия не имею.

Радио я сообразил включить только в две минуты первого, и то лишь после наводящего вопроса: «А как там дела у княжны?». Так что вступительную заставку мы прослушали и теперь терялись в догадках, суть которых Пашка выразил верно: что за галиматья? Часы показывали десять минут первого, однако никаких признаков «Ночных бдений» с ведущей Мариной Циничной в эфире не наблюдалось.

— Может, частота не та? — предположил Пашка.

— Шутишь? Я скорее свой адрес забуду. Или телефон.

Мы еще некоторое время послушали, как какой-то тип — судя по тембру голоса, ему хорошо за тридцать, по интонациям же это вечный щенок, застрявший в пубертатном периоде — повествует о похождениях Красной Шапочки, а потом Пашка попросил:

— Выруби, пожалуйста!

По неписаному закону подлости звонок телефона застал меня в ванной. Однако на этот раз закон сработал только вполсилы, и я не спеша домыл руки, слыша сквозь шум воды, как Пашка снял трубку и сказал:

— Шурик сейчас подойдет. Как вас представить?

«Чего только не нахватаешься, общаясь с секретаршами!» — хмыкнул я и поспешил к телефону.

— Это княжна, — шепнул Пашка, по конспиративной привычке прикрывая клешней микрофон трубки. — Предложила представить ее в разгар лета на нудистском пляже.

— Дай сюда! Але?

— Секретничаете? — полюбопытствовала Маришка.

— Ага, — признался я. — Минувшие дни вспоминаем. Копирайт…

— И понял вдруг, что не могу вспомнить автора.

— Вспоминайте, вспоминайте. Воспоминания склеротиков порождают легенды. Пиво небось пьете?

— Уже нет. Или еще нет. Это как посмотреть. Что-то случилось? — насторожился я.

— Как сказать… У меня две новости, и обе плохие. С какой начинать?

— С той, которая получше.

— У нас изменения в эфирной сетке. Я теперь выхожу на полтора часа позже.

— Почему это?

— Падение рейтинга, — флегматично заявила Маришка. — Ты слышал, что пустили в эфир вместо «Бдений»?

— Слышал, но не въехал. Кто это?

— Некто Максим Фрайденталь. Он только на этой неделе переметнулся к нам из команды «Ухо Москвы». Ведет что-то невразумительное, то ли «Сказка на ночь», то ли «Лабиринты музыки».

— Ладно, — сказал я. — Давай свою самую плохую новость.

— А ты сидишь?

— Нет, и не собираюсь. Сидя я засыпаю… Ты говори, обещаю в обморок не падать. — И сделал осторожный шаг навстречу: — У тебя опять рецидив?

— Хуже… Не у меня, — сообщила Маришка. — Это передается.

И я мгновенно постиг смысл ее слов и безоговорочно поверил им. И даже не удивился — не знаю, алкоголь ли притупил во мне эту способность или я подсознательно готов был к чему-то подобному. Только спросил:

— Каким путем?

— Не волнуйся, — успокоила Маришка, — никакого криминала. Я, честно сказать, сама не поняла. Мы просто сидели с Антошкой в курилке, последнюю десятку обсуждали, вдруг, смотрю, а у него лицо в фиолетовую часть спектра смещается. Медленно так, от подбородка к темечку, и неравномерно: щеки быстрее, а нос — еле-еле.

— Это-то понятно, — буркнул я.

— Что тебе понятно?

— Почему нос медленнее. У твоего Антошки на лице такая картошка — и Церетели за неделю не раскрасит. А о чем он в этот момент говорил, не помнишь?

— О! Много о чем. Как всегда. Кажется, прямо перед этим он раз пять подряд повторил одно слово. Да. Или шесть.

— Что за слово?