«Если», 2001 № 06 - [83]

— Да хреново!

— Точно или догадываешься?

— Н-ну… когда о ней речь зашла, о жене его бывшей, эта его за лацканы хвать! Смотрит в глаза, зрачки у самой по семь копеек — и твердит, как заведенная: «Запомни: ты ни в чем не виноват! Ты ни в чем не виноват!» Значит, виноват в чем-то…

— Слушайте, господа! — с неожиданной бодростью в голосе произнес Леонид Витальевич. — А ведь у нас, оказывается, не все так скучно, как представлялось! Семейная драма, скелет в шкафу…

— Кстати… ночевали-то, надеюсь, не в разных койках? — кашлянув, спросил дядя Семен, чем сильно рассмешил Василия.

— Сень! Да у них полгода назад роман был! Васятка мой, оказывается, на развод подавал! Потом, правда, заявление забрал.

— То есть жена обо всем знала?

— Понятия не имею!

Помолчали. Тихий ангел пролетел. Или, как еще говорят, мент родился… Хотя, учитывая место действия, речь в данном случае могла идти лишь об отражении ангела. Или мента.

— Детей у них не было, — помыслил вслух дядя Семен. — Егорка — он от первого брака… Кстати, Вася, а как зовут эту старую любовь?

— Тома.

Все с интересом повернулись к Василию.

— А фамилия? Не Истрина, случайно?

— Спроси, чего полегче! — огрызнулся тот. — Что ж они, по-твоему, в постели друг к другу по фамилии обращались?..

— А у партнерши ты, конечно, выяснить не мог! Потом уже, после того, как отработали?

Василий крякнул и снова потупился.

— Да понимаешь… Не до того мне было. Стыдуха! Ни разу с таким треском не проваливался! Гастролер!.. Статист — и тот бы его лучше отвалял…

— Ну хорошо, а внешне эта Тома что из себя представляет? Рыженькая, худенькая?..

— Н-нет… Дама такая рослая, в теле, волосы — взбитые, цвета пакли. Но не рыжие…

— Бабник узкого профиля, — прокомментировал Арчеда. — Специализировался на одних Тамарах.

— Ребята, вы о чем?

Вопрос Василия остался без ответа.

— Полупалов, в павильон! — скомандовал негромкий голос распорядителя. — Ваш выход…

Отражение № 8

Дядя Семен и Леонид Витальевич Арчеда сидели у тронутого распадом стола вполоборота к павильону. Сумрачный дядя Семен крутил в пальцах отражение бубнового туза. Леонид Витальевич наблюдал за Егором, который, в свою очередь, наблюдал за тем, что творилось внутри серебристо-серого куба.

Подглядывать за происходящим в павильоне не возбраняется, просто надо уметь это делать. Егор умел. В данный момент он стоял у задней или — как еще принято говорить — зеркальной стороны коробки, погрузив в нее физиономию по самые уши. Нам с вами заметить такого наблюдателя можно, лишь резко припав щекой к зеркалу и направив взгляд почти параллельно отражению стены, на которой оно висит. Но, во-первых, никому в реальном мире не придет в голову совершить столь странный поступок, а во-вторых, стоит вам приблизиться к стеклу, как соглядатай тут же отпрянет.

Вот если бы он сунул свой любопытный нос в какую-либо из трех прочих стен, тогда, конечно, другое дело… Однако за подобные штучки, как было сказано выше, наказывают строго.

— Колоду бы обновить… — молвил со вздохом дядя Семен.

— А?.. — отвлекся Леонид Витальевич.

— Карты, говорю, уже прозрачные. Масть сквозь рубашку просвечивает. — И дядя Семен предъявил ему бубновый туз.

Действительно, масть просвечивала.

— Да, скоро конец картишкам, — с сожалением согласился Арчеда. — Я уже к обслуге обращался…

— И как?

— Говорят, что без оригинала восстановить не смогут. А оригинал — в тумбочке.

— Все они могут, — проворчал дядя Семен. — Вредничают просто.

Многострадальную эту колоду добыл с благословения старших товарищей три месяца назад все тот же Егорка. Когда обмывали зеркало, Егоркиному двойнику вздумалось показать карточный фокус. Фокус не удался, колоду немедленно вернули в ящик, а отражение ее незаметно оказалось в кармане юного дарования. Однако с тех самых пор заветный ящичек больше не открывался.

— Поет, что ли? — спросил вдруг недоверчиво Арчеда.

Оба прислушались. В самом деле, из ртутно-серой коробки павильона доносился приглушенный, но бодрый голос Василия. Напевалось нечто бравурное, чуть ли не «Прощание славянки».

Распорядитель молчал. Отражаловка, надо полагать, шла без сучка без задоринки: запуганная обслуга работала, как часы, и на всем лежал особый свет…

Спустя некоторое время Егор отлип от стенки, явив сидящим у стола свою восторженно ухмыляющуюся физию.

— Чего он там распелся? — полюбопытствовал дядя Семен.

— Перековывается! — глумливо поделился Егорка. — Шторы снял, зеркало протер! Полы моет. — И снова сунулся мурлом в павильон.

— Ты мне вот что скажи, — повернулся Леонид Витальевич к дяде Семену. Темные глаза его за стеклами очков беспокойно помаргивали.

— Как же так вышло, а? Обмывали они зеркало. Предыдущее разбито при загадочных обстоятельствах. Гостей — трое. Каждый о Василии знает всю подноготную. И хоть бы словом кто обмолвился о жене его или о той же Тамаре!.. Даже за упокой не выпили. Тебе это странным не кажется?

— Нет, — буркнул дядя Семен, по-прежнему разглядывая отражение бубнового туза. — В доме повешенного о веревке не говорят.

— Ладно. Допустим… А как тебе нравится поведение этой Томы? Вся в коже, в норке — при свидетелях, средь бела дня хватает прямо на улице грязного опустившегося типа и везет к себе!