«Если», 2001 № 06 - [74]

— Только и осталось… — буркнул тот, но все же присел на свободное отражение табуретки. — Опять за пивом побежал! — сварливо сообщил он. — Сейчас обратно припрется… Если, конечно, менты не загребут по дороге. — Помолчал и добавил угрюмо: — Совсем спивается, придурок…

— Зеркало-то протер? — поинтересовался юноша, сдавая карты.

— Да лучше б он его не протирал! — вспылил хозяин. — Так, пыль только тряпкой размазал… Ну вот как в такой мути работать, я вас спрашиваю!

Проигравший толстяк заглянул во вновь полученные карты, насупился.

— Сам виноват, — недружелюбно заметил он.

— Я?! — возмутилось отражение хозяина. — У него в доме бардак, а я, выходит, крайний?

— А то кто же? Я, что ли? Мы ведь их не просто должны отражать, мы их воспитывать должны…

— Ну, завел! — с досадой сказал юноша. — Слышь, дядя Семен, уймись, а? Давай ходи лучше…

Недовольный дядя Семен зашел с червей, однако уняться так и не пожелал.

— Ты прости меня, конечно, Вася, — покряхтывая, молвил он, — но без души ты его отражаешь… с холодком. Технично, не спорю, но без души. А ты его так отрази, чтобы ему жить захотелось, пить расхотелось, зеркало как следует захотелось протереть…

— А вот до хрена там! — ощерилось отражение хозяина. — Ишь! Романтика нашел… Нет уж! Реалистом был — реалистом останусь. Пусть видит свою морду — как она есть!.. Бито.

— Шестеркой, — шепнул у него за плечом некто незримый. — Шестеркой, Вася! Он десяткой покроет, а ты ему… У тебя ж вон две десятки!

— Цыц! — не оглядываясь, бросил хозяин. — Еще обслуга мне тут подсказывать будет! Иди вон штору колыхай…

— А чего ее колыхать? — обиделся незримый. — Смотреть-то на нее все равно некому! Ушел твой орел и дверь запер…

— А распорядитель? — надменно полюбопытствовал юноша.

— И его нет. Сразу на биржу увеялся…

Все невольно взглянули на радужный шар биржи. Кроме дяди Семена. Хмурился дядя Семен. Опять проигрывал.

— Гляжу я на вас, на молодежь… — с недоброй усмешкой проговорил он, сгребая отражения карт в отбой. — То вам не так, это вам не эдак… Пыль ему, видишь ли, помешала! А вот мы в ваши годы, представь, не ныли, не привередничали… Ты вообще знаешь, где я первый раз в зеркале отразился?

— Знаю, — буркнул хозяин. — В Коринфе…

— О! — сказал дядя Семен и потряс занесенной картой. — Коринф!

— с наслаждением выговорил он, кроя короля козырной семеркой. — А потом еще в Афинах поработать успел… Да что там в Афинах! По всему, считай, Пелопоннесу. Да-с, это вам, господа лицедеи, не нынешние времена… Золотой век! Эллада! Античность! И ведь в чем отражались-то? В полированной бронзе, черт знает в чем! А какую культуру отразили!

— Да уж лучше в бронзе, чем в луже…

— А сам ты откуда взялся? Не из лужи, что ль?

— Лужа луже рознь. Однако опять ты дурак, дядя Семен…

Дядя Семен крякнул и, бросив карты, неприязненно оглядел тонущие в пасмурном полусвете пыльные глубины Зазеркалья. Кое-где серая однотонность нарушалась цветными пятнами: там громоздились свалки отыгравших полуразрушившихся отражений комнатной мебели, ныне приспособленных для нужд обитателей сумеречного мира — в основном, для настольных игр.

— М-да, непруха… — вынужден был признать ветеран. — Может, еще разок?

— Да нет, не успеем… — Хозяин поднялся и оглянулся на слепой ртутно-серый куб павильона. — Хотя… Что-то он задерживается, соколик мой! До киоска вроде рукой подать…

— Внимание! — негромко, но внятно прозвучало не поймешь откуда. — Отражение Василия Егорыча Полупалова восемнадцать тридцать шесть — срочно к зеркалу семь эр-ка пятьсот шестьдесят один восемьсот тридцать один!

— Ну точно, опять в вытрезвитель загребли! — желчно сообщил хозяин. — Зла не хватает…

— А разве в ментовке зеркала бывают? — усомнился юноша. — Что-то я о таком даже и не слышал… Может, он в магазин зашел, а ты сразу: вытрезвитель, вытрезвитель!

— А!.. — Хозяин с досадой махнул рукой. — Что ж у них там, в магазине, статистов нет? Отразить некому? Делов-то! Мелькнул — и свободен… Нет уж, раз на гастроли вызывают — значит, серьезное что-то…

— И неуловимым цветным бликом скользнул в смутные серые бездны

— туда, где должна была располагаться изнанка неведомого зеркала за номером семь эр-ка пятьсот шестьдесят один восемьсот тридцать один.

Отражение № 2

То, что труженики Зазеркалья, любящие при случае блеснуть выуженным из реальности словцом, гордо именуют гастролями, выпадает на их долю нечасто. Допустим, пригласили человека в дом, где он еще не был ни разу. А там, естественно, зеркало. Конечно, местный распорядитель может не глядя взять в труппу первого безработного, но в приличных зеркалах так не делают. Следует вызов. Прибывает гастролер — желательно, отражающий данного человека не первый год. И пока он исполняет гостя, кто-то (чаще всего сам распорядитель) присматривается к его работе, а затем отправляется на биржу, где, исходя из увиденного, подбирает нечто подобное — на будущее.

По сути, вызов — это еще и признание твоего мастерства, так что недовольство Василия было, без сомнения, напускным. Польщен был Василий…

— Мужики! — жалобно позвал некто незримый. — А можно я тоже с вами разок в картишки сгоняю? — И рядом со столом робко возникло нечто бледное, вполне человекообразное, хотя и лишенное каких бы то ни было индивидуальных черт. Оно колебалось и подрагивало, готовое растаять в любую минуту при первом возражении.