«Если», 1995 № 09 - [99]
И вот другое событие, прямо противоположного порядка: план Маршалла, предпринятый после окончания войны. Никогда прежде в мировой истории не было случая, когда победившее в войне государство помогало проигравшему поднять на ноги экономику и тем самым обезопасить себя от угрозы нового нападения. Это было ново и неожиданно.
Третье событие — высадка на Луну.
Не знаю, насколько а этот ряд укладывается атомное оружие. Многие думают, что это нечто совершенно новое и небывало ужасное, но, по-моему, это просто очень мощная бомба. Холокост, план Маршалла и экспедиция на Луну — это, напротив, концептуально новые события.
По-моему, фэнтези может быть столь же содержательной и блистательной, как и любой другой вид литературы. Но, в отличие от научной фантастики, фэнтези не в состоянии исследовать конкретику современного мира. Она говорит о так называемых «универсальных понятиях», которые, в общем, могут и не быть на самом деле универсальными. Романы о взрослении личности — вот что мне нравится в фэнтези. В этом есть художественность и мастерство — достоверно описать развитие персонажа в сложном мире, не похожем на наш собственный.
— А как вы относитесь к фантастике ужасов? И к литературе ужасов вообще?
— Современная литература ужасов выросла на настроениях 1979–1980 годов, когда казалось, что наш мир в любой момент может испечься, как картофелина, погибнуть. Призрак хромированной смерти витал тогда над нами постоянно. Этот ужас накапливался двадцать лет, и в конце концов его стало слишком много. Тогда люди начали задумываться о том, что им делать со смертью — и возродились рассказы о призраках, о сделках с дьяволом. Эти настроения хорошо почувствовал Стивен Кинг. Он определил новый облик жанра. Мне это нравилось, потому что Кинг был динамичным и сильным автором. Я мог у него учиться. Я следил за тем, как он творчески растет, мне нравились его книги. Но сейчас я уже не читаю все, что он издает. Не потому, что он стал писать слабее. Изменился я сам. Неиссякаемый интерес к книгам, которые рынок подает как литературу ужасов, стал меняться. Книги Кинга тяготеют к реалистичности. Он использует разную темную мистику, но это уже не фэнтези — по духу. Книги же, например, Дина Кунца сильны эмоционально, сильны сюжетно, у него интересные персонажи, и к тому же он пишет в значительной степени научную фантастику…
— Считается, что фэнтези и литература ужасов уделяют большее внимание темам нравственности, морали и этики, нежели научная фантастике.
— В лучших произведениях научная фантастика всегда была литературой этической. Я не уверен, что фэнтези здесь можно отдать приоритет. Произведения в этом жанре говорят о добре и зле, но говорят так, как будто это кем-то заданные и навеки неизменные понятия. Давняя, очень давняя мысль и, по-моему, совершенно себя изжившая. Да, есть круг понятий, о которых нормальный современный человек может сказать, что вот это — плохо, это — недурно, а это — хорошо. Но подход, заставляющий считать плохими целые группы людей, мы должны отбросить, забыть, похоронить! Я больше не могу всерьез читать книгу об изначально плохих гоблинах, которых постоянно режут добрые герои.
Нравственная литература основывается на том, что в каждом человеке есть зерно его гибели и зерно его спасения, что каждый человек начинается с чистого листа. И его судьба не предопределяется ни классом, ни расой, ни вероисповеданием, ни используемой им технологией — ничем. И научная фантастика нравственна настолько же, насколько нравственны ее высшие достижения, даже если они и не сталкивают в тексте лбами Добро и Зло. Например, книги Филипа Дика — это исключительно нравственная литература.
Есть у научной фантастики известный грех. Чтобы осознать ее впечатляющее могущество, нужно охватить взглядом весь цикл ее развития. Нужно изо всех сил поддерживать критику научной фантастики: не для того, чтобы почивать на удобных парадигмах, а затем, чтобы двигаться вперед — все дальше и дальше…
По материалам журнала «Locus»,
сентябрь 1994
Перевел с английского Сергей Паншин
SCIENCE
FICTION
NEWS
22 апреля 1995 года в Нью-Йорке состоялось вручение премии «НЕБЬЮЛА» за лучшие фантастические произведения 1994 года. Как и в прошлом году, премию по категории «лучший роман» получило произведение на весьма популярную сейчас в американской НФ «марсианскую» тематику — правда, на сей раз удача улыбнулась не прошлогоднему лауреату Киму Стэнли Робинсону, чей второй роман из «марсианской» трилогии, «Green Mars» («Зеленый Марс»), вновь присутствовал а номинационных списках, а его другу и постоянному конкуренту ГРЕГУ БИРУ. Он получил «Небьюлу» за роман «Moving Mars» («Марс в движении»). Помимо романов Бира и Робинсона, а номинационных списках числились также книги Октавии Батлер «Parable of the Sower» («Притча сеятеля»), Джонатана Летема «Gun, With Occasional Music» («Ружье со случайной музыкой»), Джеймса Морроу «Тowing Jehovah» («Иегова с бечевой»), Рэчел Поллак «Temporary Agency» («Временное агентство») и Роджера Желязны «А Night in the Lonesome October» («Ночь в одиноком октябре»), По другим категориям премии получили: МАЙК РЕЗНИК — за повесть «Seven Views of Olduvai Gorge» («Семь видов Олдуаайского ущелья»), ДЭВИД ДЖЕРРОЛЬД — за короткую повесть «The Martian Child» («Марсианский ребенок» — опять Марс!) и МАРТА СОУКАП — за рассказ «А Defence of the Social Contracts» («Защита общественных соглашений»). Почетного звания «Великий Мастер» был удостоен ДАЙМОН НАЙТ.
