«Если», 1994 № 05-06 - [13]

В конце концов Василий смирился с этой мыслью. Поднявшись со скамьи, он прошел в помещение, где ему отвели койку. В мужской барак. Многие соседи были молоды, некоторые наверняка имели фальшивые документы, не будучи ни техами, ни другими специалистами, которым разрешалась первоочередная эвакуация. Найдя незанятую койку, он разложил на одеяле предметы первой необходимости (контроль снабдил ими каждого беженца), затем отправился в душевую, вымылся во второй раз (казалось, сколько ни мойся — толку все равно не будет), вдоль рядов спящих мертвым сном товарищей по несчастью вернулся к койке и лег.

В Унии ценных, но слишком своенравных пленников подвергали Урегулированию. И не только своенравных… «Джен, — подумал Василий, — ах, Джен, и ты, сынишка, если вы живы… Жена, такая кроткая, покорная, никогда не спорящая… и все же обреченная на Урегулирование, потому что она — моя жена… Вряд ли стоит надеяться, что ее не разлучат с Роми. В Унии полно государственных приютов, куда забирают будущих солдат и рабочих… Наложить ли на себя руки?.. Кое-кто предпочел самоубийство переселению на чужую станцию». Но такой выход противоречил натуре Василия.

Одинокий и совершенно опустошенный мужчина средних лет лежал неподвижно и глядел в темный металлический потолок. «Выжить, — стучало в его мозгу. — Только бы выжить…»

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ ПЕЛЛ: 3.5.52

Трудности начались с самого утра основной смены, с безмолвной давки перед аварийными кухнями, установленными в доке, с попыток беженцев, имевших и не имевших документов, вызвать представителей администрации и добиться права на постоянное жительство. С первых же столкновений человеческой психики и карантинной реальности.

— Надо бы снять последние посты, — сказал Графф, просматривая утренние депеши, — пока все спокойно.

— Надо бы, — согласилась Сигни, — но мы не можем рисковать Пеллом. Раз уж администрация не в состоянии поддерживать порядок, это приходится делать нам. Свяжись с депутатами. Передай, что я готова с ними встретиться. Сама пойду. Это безопаснее, чем пускать их в доки.

— Возьмите челнок, — с обычным выражением озабоченности на широком лице посоветовал Графф. — Летите вдоль обода. Напрасно вы ходите без охраны. Народ взбаламучен, надо бы его как-нибудь приструнить.

Предложение было дельным, но, подумав о том, как Пелл может воспринять осторожность флотских, Сигни хмуро покачала головой.

Она прошла в свою каюту и надела наряд, который мог сойти за женскую форму, — по крайней мере, темно-синий цвет ей соответствовал. Потом в сопровождении Ди Янца и шести десантников она пересекла док, миновала карантинный контрольно-пропускной пункт и двинулась по длиннейшему коридору сквозь ярусы. Никто не смел приблизиться к Сигни, хотя у некоторых явно возникало такое намерение. Их останавливал вид вооруженных солдат.

Перед ней открыли дверь. Сигни поднялась по металлической лестнице к другой охраняемой двери и через нее прошла в не занятую беженцами часть станции. Теперь осталось только проехать в лифте сквозь несколько ярусов на административную территорию — в верхний коридор синей. Обстановка изменилась — вместо голых стальных панелей доков и скудной, строго функциональной меблировки карантинной зоны, — зал, надежно охраняемый станционной полицией, остекленное фойе со звуконепроницаемым ковровым покрытием под ногами, с удивительными деревянными фигурами, которые встретили вошедших с видом застигнутых врасплох хозяев дома. Искусство. Сигни заморгала, смущенная этим напоминанием о роскоши и цивилизации — давно забытых военными, знакомых ей лишь по рассказам… Досуг, чтобы придумывать и создавать вещи, не имеющие иного предназначения, кроме как существовать. Творчество. Просто так. Для себя. Вся жизнь Сигни прошла вдали от этих явлений. Но она знала — понаслышке — о цивилизации, о роскоши тайных помещений станций.

С забавных деревянных шаров на нее смотрели нечеловеческие лица. Под ними — самые что ни на есть обычные деревянные палки, но лица — чужие, круглоглазые. Лики Нижней. Кропотливая резьба по дереву. Люди предпочли бы пластик или металл.

Зрелище подействовало на всех. Ди тихонько выругался.

Они приблизились к последней двери. Штатские чиновники расступились и следом за ними прошли в зал заседаний.

На этот раз к военным обратились человеческие лица. С двух сторон — по шесть ярусов кресел, между ними, внизу, овальный стол. Но вот что удивительно: выражения лиц депутатов почти не отличались от тех, туземных.

На дальнем конце стола поднялся седоволосый мужчина и, хотя флотские уже вошли, сделал приглашающий жест. Анджело Константин. Остальные не встали.

Чуть поодаль от стола были расставлены шесть кресел. Их занимали шестеро мужчин и женщин — не из персонала станции. Даже не из Внеземелья, если судить по одежде.

Представители Компании. В знак уважения (и чтобы не пугать хозяев станции видом грозных десантников) Сигни следовало выпроводить свиту в соседнюю комнату. Но она этого не сделала, даже не ответила на улыбку Константина.

— Я вас не задержу, — пообещала она. — Карантин оборудован и уже действует, советую надежно охранять его. Предупреждаю, что остальные фрахтеры с беженцами придут без нашего ведома и сопровождения. Если у вас достаточно здравого смысла, вы прислушаетесь к моим рекомендациям и направите на каждый фрахтер сотрудников охраны, прежде чем позволите ему войти в док. Надо предотвратить катастрофу, подобную той, что случилась на Расселе. Теперь это ваша проблема. Я свое дело сделала.