Эскапада - [7]

Я думала, что нелепое сексуальное влечение исчезает вместе с переходным возрастом, подобно чулкам на резинках. Но у меня с годами это влечение становится все сильнее и нелепее. Иногда, без всякой причины, я краснею, а колени превращаются в нечто, сделанное из сливового джема. Я брожу совершенно потерянная в теплой, влажной пелене, неуклюжая и глупая, и то и дело наталкиваюсь на стены. Слишком часто, чтобы жить нормально, мне приходится прибегать к тому отвратительному способу, которому ты обучила меня много лет назад, когда была еще шкодливой девчонкой. Из-за тебя меня точно поджарят в аду, как молочного поросенка.

Вот мы и в Мейплуайте. Ева, какая прелесть! Здесь так изумительно, что красота пронзает сердце, как острая колючка. Ты не замечала, что, как только юность остается позади, каждый миг радости непременно отдается в душе болью? Недавно я обнаружила, что музыка Моцарта до такой степени наполнена такой сердечной болью, что теперь я едва могу ее слушать.

Но здесь и в самом деле прелестно — холмы, поросшие густым лесом, и аккуратные зеленые поля, уходящие в серую мглу, крошечные овечки, мирно пасущиеся на лугах, игрушечные деревни со стройными церковными шпилями над темными тисами. Есть ли место на всем земном шаре прекраснее, чем Англия?

Мейплуайт сам по себе тоже восхитителен. Даже в дождь здесь невероятно красиво. Куда ни глянь, всюду бесконечные луга, наподобие русской степи. Вдали сквозь туман еле проглядывают древние дубы и сосны. Есть там и большой сад, довольно причудливый, огромный, таинственный: в сером тумане он выглядит величественно, как спящие руины, оставленные древним могущественным народом, канувшим в лету. А сам особняк! Огромный, старинный, с высоко громоздящимися стенами серого гранита и двумя большими угрюмыми башнями.

А внутри — ты и представить себе не можешь, сколько там всяких сокровищ! Когда я вошла в большой холл, у меня аж дух перехватило. На одной стене — сплошь старинное оружие: ножи и все такое, а на других стенах развешены прекрасные фамильные портреты — всех Фицуильямов начиная со средних веков. Думаю, два или три из них точно кисти Гейнсборо. А по мраморному полу, точно дешевые половики, стелются восемь самых больших и прекрасных персидских ковров, какие мне только приходилось видеть. Представляешь, целых восемь штук!

Куда ни глянь, новый сюрприз. Здесь, в моей комнате, где я сейчас сижу (на хрупком стуле орехового дерева эпохи Людовика XV) и пишу это письмо (на хрупком столе орехового дерева эпохи тоже Людовика XV с изящно искривленными ножками), мне достаточно только оглянуться, чтобы обнаружить что-нибудь эдакое. На шератоновском секретере стоит мейсенская табакерка, красная и блестящая, как сочное яблоко. Рядом на стене висит зеркало в изумительной резной, с инкрустациями, раме. У меня за спиной кровать, в которой я сегодня буду спать, — чиппендейл о четырех столбиках, большая, как яхта, столбики инкрустированы слоновой костью, занавески вышиты красным шелком.

А какие люди! Высокочтимый Роберт Фицуильям, виконт Перли, просто душка. Я сознаю, что виконты повсеместно пользуются уважением не потому, что все они душки, хотя лорд Перли — прелесть. Он напоминает мне Трелони, садовника госпожи Эпплуайт, — розовощекий, весь в мягком твиде, вот только седые гвардейские усы у лорда Перли длиннее и гуще. Как и его брови, хотя, глядя на них, мне почему-то вспоминаются птичьи гнезда.

Он настаивал, чтобы я звала его Бобом. Боб. Думаю, мне легче обращаться к нему как к «лорду Пусику». Мы сошлись на лорде Роберте — в нарушение приличий, что, вне всякого сомнения, привело бы в ужас писак из «Дебретта».[4] Как выяснилось, он большевик (!). И собирается после смерти своего отца графа открыть Мейплуайт, как он сам выражается, для трудовых масс, хотя где он найдет «трудовые массы» в девонской глуши, я не представляю. Возможно, он пригонит их на поезде из Бирмингема.

Леди Перли — очаровательная, прелестная женщина, по натуре добрая и изящная. Мне она ужасно понравилась.

Если леди Перли прелестна, то ее дочь, достопочтенная Сесилия Фицуильям, ослепительно прекрасна. И держится с завидным достоинством. Ее коротко стриженные светлые волосы великолепно уложены. Все наряды из Парижа. (Сегодня на ней сверкающее платье с заниженной талией, длиной до колен, ни дюймом ниже.) У нее стройная, гибкая и безукоризненная фигурка, не обремененная лишними холмиками и выпуклостями, как, скажем, у типичной платной компаньонки. Человек, не столь доброжелательный, как твоя корреспондентка, мог бы сказать, что ее красноречие кажется более наигранным, чем нужно. А ее мыслительные процессы порой противоречат действиям, за исключением таких простых, как дыхание. Но, подозреваю, от достопочтенной Сесилии ничего, кроме дыхания, и не требуется.

Аллардайс наконец выбралась из ванной комнаты. Прямо-таки Афродита, выходящая из пены морской. Я только успела распаковать чемоданы (ее и мой). В холле есть почтовый ящик для гостей. У меня как раз осталась минутка, чтобы переодеться к ужину. Я брошу письмо в ящик, а потом напишу еще, при первой возможности.