Эскадренный броненосец «Ростислав», 1893–1920 - [29]

В положении “Блюхера” оказался и “Ростислав”, кода наша бригада впервые опасно разделилась: “Три Святителя” и “Пантелеймон” были отправлены обстреливать укрепления Босфора, три других линейных корабля остались в прикрытии в 20-25 милях к северу. Не без тревоги вглядывались на “Ростиславе” в горизонт – появление “Гебена” было бы очень некстати. И “Гебен”, как вскоре дал знать об этом дозорный крейсер “Память Меркурия”, не замедлил появиться. Бригада начала отход на соединение с вызванными по радио “Тремя Святителями” и “Пантелеймоном”.

На “Ростиславе” – концевом в строю трех кораблей – уже готовились испытать свое военное счастье и померяться силами с быстро нагонявшим “Гебеном”, но обстановка неожиданно переменилась. Адмирал Эбергард, видимо, не захотел повторять ошибку немецкого адмирала Хиппера, сознавая и видя, что “Гебен” настигнет нашу полубригаду быстрее, чем подоспеет подмога с юга, решился на смелый шаг. Он повернул навстречу противнику и, чтобы задержать его, с предельной дистанции открыл огонь из орудий двух своих головных, самых сильных кораблей. Так “Ростислав” вместо отчаянной дуэли с настигавшим “Гебеном” был выведен из-под огня и оказался зрителем разгоревшегося ожесточенного боя.

На рейде

Все понимали, что “Гебен”, используя всю мощь своего огня, постарается не упустить представившийся ему реальный шанс разбить русских по частям. Его пятиорудийные залпы следовали с предельной частотой – через каждые 20 секунд, и головной “Евстафий” временами совершенно скрывался за всплесками кучно ложившихся разрывов снарядов. Предельное нервное напряжение, по-видимому, передалось обоим противникам – ни залпы “Гебена” (хотя один и лег явным накрытием), ни централизованная стрельба нашей полубригады не дали попаданий.

В тягостном ожидании, с трудом сдерживая нетерпеливое желание ввязаться в бой, следили на “Ростиславе” за огнем “Гебена” и за показавшимися с юга кораблями второй полубригады. Но вот уже стал ясно различим головной “Три Святителя”, показался и следовавший за ним “Пантелеймон” с его характерно выделявшимися серповидными катерными кранами на спардеке.

На “Ростиславе” уже сбавили ход, чтобы уступить кораблям место в строю. “Пантелеймон” начал обгонять “Три Святителя”, но что это? Нежданный рев снарядов, пронесшихся почти прямо над “Ростиславом”, заставил непроизвольно пригнуться находившихся на мостике. Это “Пантелеймон” – славный корабль революции и удачливый корабль-боец, не ожидая момента вступления в строй и не включаясь в централизованную, явно неудачную, как все уже видели, стрельбу бригады, самостоятельно открыл огонь по открывавшемуся из-за корпуса “Ростислава” “Гебену”.

Удивительно, как сходны бывают повторяющиеся исторические ситуации! Ведь так же точно броненосец “Орел” в первые минуты Цусимы должен был стрелять “поверх головы” уступавшего ему место и замедлившего ход “Ослябя”. Так же точно “Ростислав”, как и “Ослябя”, имея малодейственные для решительного сражения 254-мм орудия, не мог на равных отвечать противнику. Но совсем иным было внутреннее наполнение ситуации: “Пантелеймон”, в отличие от “Орла”, занял позицию по собственной инициативе, а не из-за нелепого приказа скучившего свой флот цусимского “флотоводца”, и в бой он вступал не для обороны, а для уверенного решающего удара по врагу. И “Ростислав”, своевременно оттянувшись, дал “Пантелеймону” возможность выйти на линию огня и сам не стал, как это случилось с “Ослябей”, вынужденно неподвижной, расстреливавшейся противником мишенью. Иной была артиллерия, иным было артиллерийское искусство, не та была тактика, другим был и результат.

Уже вторым четырехорудийным залпом “Пантелеймон” плотно накрыл “Гебена” и вызвал на нем явственно видимый взрыв у броневого пояса. Получив еще два попадания 305-мм снарядов (одним заклинило или подбило башню, другим сорвало с полок часть противоминных сетей, грозивших запутаться в винтах), германский адмирал Сушон и командир “Гебена” решили больше не испытывать судьбу. Круто повернув “Гебен” вышел из боя. Уходя все дальше, он продолжал огрызаться четырех- трех-, а затем уже двухорудийными залпами, ложившимися с огромными и все более увеличивавшимися (последний – до 2 миль!) недолетами. Казалось что немцы, потеряв выдержку и откровенно удирая, словно заметали следы этими бессмысленными залпами…

Старший штурман “Ростислава” старший лейтенант Н.Р. Гутан в течение всего боя, почти не отрываясь от 9-футового дальномера, скрупулезно, с присущими ему точностью и основательностью (об этом и сегодня говорят страницы образцово веденных им вахтенных журналов корабля), засекал моменты и места падения наших и немецких снарядов. Это позволило точно воссоздать картину боя, проанализировать стрельбу сторон и “реабилитировать” “Пантелеймон”, которого в силу извечных штабных интриг и нежелания выносить сор из избы, чуть было не обвинили в том, что он своей децентрализованной стрельбой расстроил осуществлявшуюся будто бы строго “по науке”, централизованную бригадную стрельбу.

В действительности все в том бою оказалось в руках чрезмерно нервного управляющего огнем: сбившись в начале стрельбы и введя ошибочные поправки, он не смог вывести ее на поражение противника и чуть ли не наугад бросал вокруг “Гебена” залпы бригады. Впрочем награды за бой получили и герои, и неудачники стрельбы по “Гебену”.