Эскадренный броненосец «Ростислав», 1893–1920 - [2]

В условиях такого фальшивого аристократизма, принижавшего роль личности, научного знания и творческого интеллекта, трудно было ожидать проявления высот мысли и глубины анализа явлений, больших знаний, внутренней культуры и последовательности в принятии и обосновании стратегических, тактических и проектных решений.

Вместо всесторонней оценки влияния различных факторов на тактико-технические элементы будущего корабля и расчетной проработки принимаемых решений обычно довольствовались примитивными показателями (вроде числа орудий на тонну водоизмещения) и столь же однобокими софизмами, призванными подкрепить то или иное предвзятое мнение. Вся аналитическая работа по выявлению преимуществ, недостатков и последствий принимаемых решений сводилась к адмиральской говорильне созывавшихся на заседания комитетов и комиссий “знахарей” (выражение И.А. Шестакова) и борьбе вкусов, когда даже серьезные доводы могли отвергаться без обсуждения. Именно таким получилось, как мы увидим, заключительное обсуждение проекта “Ростислава”. Конечно, не оставался в стороне и российский бюрократизм с его поразительно замедленным темпом рассмотрения вопросов в Морском техническом комитете (МТК) и других учреждениях, когда решение, дошедшее до исполнителя, нередко заменялось созревшим к тому времени в высшей инстанции новым.

Дело усугублялось отсутствием координации в деятельности инстанций и учреждений, а также абсолютным согласием, даже со стороны, безусловно, талантливых и инициативных людей, со сложившимся рутинным порядком вещей. Все это с некоторыми вариациями повторялось от проекта к проекту, но при создании “Ростислава” упомянутые неблагоприятные факторы проявились особенно ярко.“Ростислав” задумали как тип малого корабля, который, располагая мощной артиллерией эскадренного броненосца, отличался бы небольшим водоизмещением, хорошей мореходностью и уменьшенной осадкой, позволявшей действовать в прибрежных районах Черного моря. Идея такого корабля витала на всех флотах мира – казалось, что после фатального опыта низкобортных кораблей – американского “Монитора” (1861 год) и английского “Кэптена” (1870 год), затонувших в Атлантике после недолгих плаваний, достигнутый уровень техники позволит наконец в пределах небольшого водоизмещения соединить достаточные боевую мощь и мореходность. Броненосцами нового типа стали русский “Гангут” (1890-год, 6000 т, 15 уз, одно 305-мм, четыре 229-мм и столько же 152-мм орудий), американский “Техас” (1892 год, 6500 т, 17 уз, два 305-мм и шесть 152-мм орудий), и французский “Адмирал Трехуар” (1892 год, 6610 т, 16 уз, два 305-мм и восемь 100-мм орудий). В силу наметившейся тенденции, а также, по-видимому, в связи с бюджетными трудностями седьмой черноморский броненосец и решили построить малотоннажным.

2. Проектирование

В тактико-техническом задании, полученном главным командиром Черноморского флота и портов Черного и Каспийского морей вице-адмиралом Н.В. Копытовым от управляющего Морским министерством адмирала Н.М. Чихачева, предлагалось разработать такой проект, который в пределах суммарного 24 000-тонного водоизмещения позволил бы построить несколько малых (по 4-5 тыс. т), но достаточно мощных кораблей.

Оценивая задание, главный корабельный инженер Николаевского военного порта С.К. Ратник в докладе на имя Копытова высказал мнение, что столь малое водоизмещение – это норма вчерашнего дня. Оно годилось для кораблей прежних типов, когда скорость 12-13 уз считалась “блестящей”. Однако к началу 1890-х годов требования к скорости броненосцев повысились до 16 уз, что сопровождалось соответствующим увеличением мощности и веса механизмов. Неуклонно возрастала и масса артиллерийского вооружения, в состав которого теперь включали орудия среднего калибра.

Из ближайших аналогов, отвечавших полученному заданию, Ратник указывал на американский монитор “Монтерей” (1891 год), германский броненосец “Зигфрид” (1889 год), греческий “Гидра” (1889 год) и более ранний французский “Фюрьё” (1883 год). Все они или из-за низкобортности, или из-за недостаточного бронирования и малой скорости, по мнению Ксаверия Ксавериевича Ратника, совершенно не отвечали требованиям современности. Особенно неприемлемыми ему казались устаревшие барбетные установки орудий, не обеспечивавшие ни их защиту, ни безопасность прислуги как сверху, так и снизу.

Предполагавшиеся к постройке в России на Балтике броненосцы водоизмещением около 4000 т С.К. Ратник, не имея о них подробных сведений, считал низкобортными увеличенными мониторами, непригодными для плавания в Черном море. Чтобы сделать оптимальный выбор, он разработал четыре варианта эскизного проекта броненосца, имеющего скорость 16 уз и водоизмещение от 4750 до 6000 т с соответствующим увеличением главного калибра (два орудия в башне) с 229 до 305 мм, утолщением брони и добавлением в последнем варианте двух скорострельных 152-мм пушек.

Отдавая дань складывавшимся воззрениям о преобладающей роли скорострельной артиллерии, Ратник считал наиболее приемлемым третий вариант с вооружением из двух 229-мм и двух 152-мм орудий в носовой и кормовой башнях. Но Н.В. Копытов в докладе управляющему Морским министерством от 17 июля 1892 года отдавал предпочтение варианту с двумя 305-мм орудиями в барбетной установке, шестью 152-мм скорострельными пушками и скоростью 15,5 уз, рекомендовав обратить особое внимание на “морские качества” корабля и предусмотреть непременно два гребных винта и две дымовые трубы.