Эсхил - [70]

Человек сунул руку в пиджак и вынул пистолет. Когда он направил ствол на Харальда, тот попытался убежать. Он двигался слишком медленно, будто не шел, а плыл в жидком воздухе. Отбежать он, явно, не успеет.

С небес послышался женский голос. Она сказала что-то неразборчивое и Харальд крикнул в ответ. Но она, по-прежнему, говорила тихо, будто, насмехалась над ним. Она сказала…

Она сказала…

— Что вы делаете в моей комнате?

Харальд подскочил, чуть не ударившись в Люсию лбом.

— Чт… Что?

Она встревожено отшатнулась.

Лейтенант огляделся и вспомнил. Он… Он…

— Я искал вашего отца.

— Нашего отца? — переспросила Люсия. Малышка-София стояла прямо позади неё, будто пряталась.

— В смысле, вашего отца не было в лаборатории. Я решил, что он закончил пораньше и пришел сюда. А, когда не нашел его здесь, видимо, задремал.

— Значит, просто искали его?

Он поднялся и начал приводить себя в порядок, поправил китель, смахнул со лба прядь волос. Неужели, он настолько измотан, что вырубился прямо в бункере заключенных? Рихтер ему яйца оторвет, если узнает.

— Послушайте, — сказал он им. — Не знаю, чем занимается ваш отец, но он выбивается из графика. Понимаете? Выбивается из графика! Найдите его и передайте. Скажите, что я его ищу. Это важно.

Он обошел девочек и исчез из комнаты.

Почему этот человек постоянно возвращается к нему во сне и сводит с ума? Он, наверное, выглядел, как дурак. Какое-то время он думал, что это Рихтер охотится за ним в подсознании. Теперь же он не был так уверен. Нужно было признать, фигура во сне была очень похожа на коммандера, особенно её мундир. Но прическа была другой. У того, что являлся Харальду во сне волосы были цвета крови.

— А, вот вы где, — сказал Линус Метцгер, когда он вышел из бункера. — С вами желает говорить коммандер Рихтер.

3

Харальд подошел к берегу, неотрывно глядя на фигуру у самой воды. Он стряхнул с себя остатки сна, но плохие ощущения его так и не покинули. В воздухе витало что-то зловещее и Харальд не мог избавиться от мысли, что с каждым шагом приближается к чему-то ужасному.

Рихтер стоял и смотрел в море, сложив руки за спиной. Казалось, он глубоко задумался о чём-то своем и не заметил приближения лейтенанта.

— Я долго занимаюсь тем, что убеждаю людей, — неожиданно сказал он. — И, должен сказать, мне это нравится. Показать человеку собственную точку зрения доставляет несравненное удовольствие. В таком случае, даже не приходится с ними работать.

— Господин коммандер?

— Криге пропал, — просто сказал Рихтер. — Я узнал, что одна из клеток лаборатории оказалась не запертой. Камински считает, что это возможно, если — как он сказал? — если он заражен.

Харальд покачнулся. Разумеется, ничто в клетке не могло причинить никакого вреда.

— Мне сказали, споры грибка очень заразны. Пока существует вероятность, что он бежал, это не основная версия. Криге гражданский, но он настоящий немец и я не верю, что он мог бросить свои обязанности. Я склонен согласиться с предположением Камински.

— С каким?

— Он полагает, что Криге стал подобен Шмиту. То есть, он больше не мыслит, как человек.

— Камински не знает, о чём говорит!

— Неужели? — Рихтер снова обратил взор на море, наблюдая за небольшими обломками льда, качавшимися на волнах. Несмотря на исходивший от щупалец жар, зима постепенно вступала в свои права. — Вне зависимости от того, что произошло, полагаю, гражданскому руководству в лаборатории пришел конец. Нужно убедить в этом Камински, согласны?

— Да, конечно.

Наступила тишина. Харальда она сводила с ума, видимо, поэтому Рихтер её и устроил.

— Вам не доводилось читать теории Джона Уотсона о поведенческой психологии?

— Нет, а стоило? — Психология никогда не находилась в сфере его интересов.

— Большинство наших соотечественников предпочитают Фрейда, но я не считаю, что мы должны отказываться от работ американских специалистов только потому, что они — американские. Уотсон — белый, просто, родился не в той стране. Его идеи, крайне, занимательны. Он считает, что для настоящего психолога не важно, о чем человек думает, что чувствует, какие испытывает эмоции. Есть вещи, которые невозможно измерить или изменить. Единственное, что мы можем измерить — это его поведение. И наша задача, как ученых, предсказание и контроль поведения. Понимаете, к чему я веду, лейтенант?

Харальд кивнул.

— Мне нет никакого дела до чувств Камински, его счастья или чего-то подобного. Меня волнует только результат. Волнует его поведение. Чтобы это изменить, приходится применять определенные меры. Если мы всё сделаем правильно, успех всей операции будет зависеть от него.

Позади них послышались шаги. Харальд обернулся и увидел Бориса Зайлера, Ганса Вэгнера и ещё нескольких солдат. Все они окружали Люсию и Софию.

Люсия смотрела на него со страхом, грустью и отвращением в глазах. Он же предупреждал её. Это её отец виноват. Камински всё слишком затянул, а теперь стало поздно.

4

София посмотрела на Плохого Дядьку и вздрогнула, когда он улыбнулся ей. Она не понимала, как улыбка может так пугать, но она пугала.

Позади стояла Люсия и гладила её по волосам, пытаясь успокоить. Сестра сказала, что Плохой Дядька — такой же военный, как господин Дитрих, но София считала иначе. Господин Дитрих привез их сюда, но Плохим Дядькой он не был.