Эсхил - [20]

Доминик оперся спиной о дальнюю стену и позволил себе упасть на пол. София уселась слева от него, а Люсия справа. Обе крепко прижались к отцу.

Ари уселся у стены напротив.

— Простите. Эти люди не отличаются теплотой и пониманием.

— Как долго вы здесь находитесь?

— С самого утра. Весь день провел в машине. Мне завязали глаза, так что, я даже не знаю, где мы находимся.

— Мы в Киле.

— О, значит, это объясняет перемены погоды. Днем заходил капитан и представился. Это был единственный человек, с которым я разговаривал за всё это время. Я искренне прошу прощения. У меня и так больной живот, а я тут уже так долго, что стало только хуже.

— Не нужно извиняться. Мы все здесь не по своей воле.

— Мне жарко, папа, — внезапно сказала София и скинула пальто.

Ари улыбнулся.

— Жаль, здесь нет окна. Полагаю, время от времени, сюда будет проникать морская вода, но я лично смогу это пережить.

Доминик помог дочерям устроиться поудобнее, затем сам снял пальто и ослабил галстук. Становилось, действительно, жарко. Его удивил контраст с холодной палубой снаружи, но он пришел к выводу, что в данном случае, всему виной близость к кочегарке и ограниченность пространства. София тихо кашлянула и он прижал её ближе к себе.

— Мне не нравится этот человек, — сказала Люсия.

— Какой? Офицер?

— Тот, которого я назвала гадом. Прости, папочка. Я совсем не хотела ругаться.

— Он и есть гад.

— Я скучаю по маме.

— Я тоже, но мы ничего не можем поделать. Придется играть по его правилам.

— Верное решение, — отозвался Ари. — Я знаю этих людей. У них Грандиозные Планы. Именно так, с большой буквы «Г». После Великой войны[10] солдаты подавлены и готовы делать всё ради короля или страны. Мне жаль людей, вроде Дитриха. Они не понимают, что сейчас находятся под влиянием той же пропаганды, что и их отцы 20 лет назад.

— Вы воевали? — спросил Доминик.

— Нет, я был женат и занимался преподаванием. Слава богу, меня не призвали. Но сомневаюсь, что это может сыграть какую-то роль в моем нынешнем положении. Я готов отдать жизнь за Германию и, если Фюрер решил, что в данном положении от меня толку больше, то так тому и быть!

— Думаете, ему есть дело до таких, как мы?

Ари задумался.

— Трудно сказать. Гестапо последние годы играет в очень странные игры. К тому же, когда я был ребенком, их не существовало.

— Жестокость обычных людей бывает безгранична, — сказал Доминик. — Мою жену… — но он не закончил.

— Простите, — сказал Ари, глядя в пол.

— Я не понимаю, почему именно мы. Не понимаю, почему они так прицепились к нашей скромной семье. Мы же — никто.

— Я пытался разузнать. Когда на пороге моей лаборатории появились люди в черных плащах, я оказался настолько глуп, что решил, будто они ищут кого-то другого! Кого-то другого! Только представьте! Прежде чем осознать свою ошибку, мне накинули на голову мешок и сунули в машину. Меня привезли сюда в том, что было тогда на мне и всё. И, вот, я сижу здесь и жду ответов.

Раздался звук, похожий на гром и Доминик подскочил. Он подумал, что началась гроза, но София хихикнула и он понял, что это Ари пустил газы.

— Прошу прощения, — виновато произнес Ари, держась за живот.

— Чем вы занимались, Ари? — спросил Доминик.

— Я работал статистиком. Математическая физика, — поправился он. — Официально, я преподаю в университете имени Гумбольдта, но с тех пор, как партия взяла все школы под свой контроль, я много путешествую. Последней моей работой были исследования в Осло линейных ускорителей частиц. Но вам, наверное, это неинтересно. А чем занимались вы? Преподавали? Простите, но вы выглядите, как учитель.

— Я биохимик, — сказал он, глядя на Ари. Услышанное встревожило его. Конечно, можно было списать на совпадение, что гестапо одновременно захватило двух ученых, но он в этом сомневался. — Мне интересно, чем вы занимаетесь. Расскажите поподробнее.

— Конечно! — воскликнул Ари, затем его лицо исказилось. Из его живота раздался урчащий звук. — Оооо… боюсь, я не могу уже терпеть, — он обхватил живот обеими руками и пополз в сторону стоявшего в углу ведра. Иногда он останавливался, будто, в сомнениях, затем продолжал свой путь. — Простите, ребята! Не могу терпеть, — выкрикнул он.

— Эм…

— Отвратительно, — произнес Ари, бесцеремонно стягивая штаны. Прежде чем Доминик смог прикрыть девочкам глаза, перед его лицом возникла волосатая задница. Люсия замерла, а София выглядела смущенной.

— Минутку, Ари, — сказал Доминик и отвернул дочерей лицами в угол. — Будем благоразумны, девочки. Не станем смущать человека.

— Какая гадость! — воскликнула Люсия. Она выглядела болезненно бледной.

София прошептала так, будто бы надеялась, что Ари не услышит:

— Что он делает, папа?

Ари издал ещё один урчащий звук и в ведре раздался всплеск. Всё это сопровождалось стонами самого Ари.

Доминик, чьи щёки залила краска, начал смеяться. Сначала тихо, затем всё громче и громче.

— Думаю… думаю, дорогая, он пытается завести машину. Такую, старой модели, с ключом спереди.

— Эй, я тут пытаюсь сосредоточиться! — крикнул Ари, его желудок не переставал урчать. Снова раздался шум и в ведре опять раздался всплеск.

— Нет, не так, — сказал Доминик. — Это самолет пролетает над нами и сбрасывает на нас бомбы.