Еще одно путешествие на край земли - [65]

Саню перевели работать на вездеход, и теперь на сиденье рядом с водителем всегда сидел, почти не шевелясь, Механик и внимательно смотрел прямо перед собой и в то же время куда-то в сторону.

— Последствие менингита, — то ли в шутку, то ли всерьез пояснял Саня.

Даже когда рабочий день у Сани заканчивался, и он оставлял машину, Механик обычно еще долгое время сидел на своем месте, задумчиво поглядывая на рычаги.

— Смотри, угонит он как-нибудь у тебя вездеход, — говорили Сане зимовщики.

На место рядом с водителем теперь никто не претендовал.

Иногда Саня звал Механика к себе в дом. Дом стоял на металлических сваях, вбитых в гладкую, словно языком облизанную коричневую скалу. Механик сначала поднимался вверх по холодной железной лестнице (в сильный мороз она обжигала лапы), входил в тамбур, вытирал задние ноги о половик и попадал в Санину комнату. Там он ложился на ковер, клал голову на передние лапы, смотрел и слушал.

В комнате стояло три кровати (с Саней жили повара, вечно пропадавшие на кухне), стулья, стол и этажерка с книгами. Мебель была совсем новая и отчаянно пахла лаком.

По стенам висели фотографии странных — безбородых и длинноволосых — людей. Таких людей Механик никогда в жизни не видел и смотрел на них с любопытством и непонятным раздражением. Ему не нравилось, что Саня очень часто поглядывал на большую фотографию над своей постелью и о чем-то задумывался. В такие минуты глаза у Сани становились совсем отсутствующими и он переставал замечать Механика.

Как тогда хотелось тому залаять и привлечь к себе внимание! Но Механик сдерживался. Ведь лаять в Антарктиде без особой надобности не принято. Здесь нет ни воров, ни бандитов. Здесь только полярники. Добрые к нему или безразличные и совсем редко — злые. Лаять на полярника может себе позволить лишь глупый молодой пес.

И Механик молча внимательно и преданно смотрел на Саню.

А Саня сидел на кровати, зашивал старую поношенную ватную куртку и напевал свою любимую песенку:

Порой мне так твои глаза увидеть хочется,

Но только ты об этом лучше песню расспроси...

Когда на станцию вернулись строители, Саню с вездеходом передали в их распоряжение. Строитель в кожаной куртке, по-хозяйски устремившись к наиболее удобному месту в, вездеходе, возмутился, увидев его занятым... собакой!

— Безобразие, пса какого-то возят. Псиной воняет. Ну ты, пшел отсюда, пшел! — брезгливо произнес Кожаная Куртка.

Механик повернул голову к Сане.

— Пойди, друг, погуляй лучше, — торопливо сказал Саня. — Все же начальник претендует.

Механик выпрыгнул из машины. Кожаная Куртка молча стал отряхивать сиденье...

И вот для зимовщиков пришла долгожданная пора возвращаться домой. С кораблем прибыла новая смена.

Перед самым отплытием Саня пошел разыскивать Механика. Собака лежала, укрывшись от ветра, под Саниным вездеходом. Механик догадывался, что Саня скоро уедет. Он это почувствовал, как только увидел корабль.

— Ну, прощай, друг. Сейчас уходим. Проводи, — сказал Саня. Механик поднялся и поплелся за ним.

Заревел, покатился над льдинами, над голыми сопками хриплый гудок. Зимовщики сгрудились на палубе.

Механик молча стоял на холме и смотрел на корабль.

Саня помахал ему шапкой, но Механик не пошевельнулся — то ли не захотел, то ли не увидел: глаза его уже утратили былую зоркость.

Так они расстались навсегда...

— Умный пес был, — повторил Саня.

— Да, прекрасная собака, — согласился я. И мы немного помолчали...

МОСКВА — 13 783 КМ

...Нет сомнения в том, что огромные пространства суши на Юге, возможности использования которых в настоящее время строго ограничены, когда-нибудь будут эксплуатироваться наряду с ресурсами других стран.

Дуглас Моусон

— А как перезимовали? — перевел я разговор на другую тему.

— Нормально.

— Никаких особенных случаев не было?

— Да нет, ничего особенного. В прошлом году при разгрузке корабля товарищ мой упал с барьера вместе с вездеходом в море, но он пловец отличный — вынырнул. Правда, только выплыл — ему сверху на голову ящик свалился, к счастью не тяжелый, и он опять сумел вынырнуть. Тут ему сетку спустили, достали. А в остальном все нормально. Пожары у нас были кое-какие в домиках, но небольшие — быстро потушили.

— Так дома же теперь здесь негорючие.

— Снаружи-то, точно, металл, а внутри — облицовка, лаки. Еще как горит. Только, конечно, это не то, что было в старых домах, там под снегом, как в душегубке. Здесь легко по коридору выскочить.

— А пуржило зимой сильно?

— Да нет, нормально. Один у нас потерялся, правда рядом с домиками, поэтому его тут же нашли.

Нас уже несколько раз перебивали. Требовался вездеход — на аэродром.

— Вот, пообедать не дают, — проворчал Саня, но заторопился и, не доев, побежал.

Я вышел на крыльцо. Внизу толпились отобедавшие полярники. Курили, обсуждали новости. Я увидел бородатого зимовщика, с которым говорил утром. Он тоже заметил меня и приветливо кивнул. Я подошел к нему. Он живо поинтересовался:

— Ну как, станция понравилась?

— Да, очень.

— Еще бы, много здесь труда вложено.

— Первый раз здесь зимовали?

— Это я-то? — Он возмущенно оглядел меня. — Третий! И каждый раз по пятнадцать месяцев. Можно сказать, половина домов здесь моими руками выстроена. Только за последние два месяца пять новых поставили.