Еще одна темная половина - [35]

— Шире.

— Зачем?.. — выдыхаю я.

— Чтобы ты приняла меня.

Он откидывает голову и любуется тем, что я могу только чувствовать — как подушечки пальцев очерчивают вход, как два пальца проникают внутрь на фалангу. Я знаю, как далеко он может зайти со своими очень, очень длинными пальцами. Далеко — во всех смыслах.

Но он не делает этого.

Люций склоняется надо мной, ниже и дальше, почти касается губами моих губ — горячими. Это дико и непривычно, и я почему-то чувствую, что он какой-то иной. Как будто я наконец верю в то, что он…

— Откройся. Как раньше. Чтобы чувствовать то, что я чувствую.

— Раньше была метка… — мне нужно всего лишь приподнять голову, чтобы поцеловать его, но он чувствует это движение и удерживает меня за волосы, так что я не добираюсь ровно один последний миллиметр.

— Сделай это без метки. Сама.

— Как?

— Как и все остальное. Просто сделай.

Я выгибаюсь, чтобы хотя бы грудью почувствовать его кожу, но он снова виртуозно отклоняется.

— Не умею! — Я касаюсь его сама, и Люций с раздраженным выдохом ловит мои руки и стискивает запястья одной своей рукой. Другой он все еще держит волосы и ничто не мешает мне закинуть ноги ему на поясницу и подтянуться ближе, чтобы вновь обжечься о горячую кожу.

— Хорошо, попробуем иначе.

Люций стремительно поднимается, стаскивает наконец с себя штаны и не успеваю я свести обратно ноги, вновь нависает надо мной, но на этот раз я чувствую как об меня трется горячий ствол, добирается до входа и… замирает. Я подаюсь бедрами вверх, но Люций отклоняется ровно на то же расстояние. Он смотрит мне прямо в глаза и в точности повторяет все мои действия — только наоборот.

— Заставь меня, — говорит Люций. — Сделай так, чтобы я чувствовал то же, что ты. Заставь.

— Я хочу тебя! — говорю прямо в его наглые глаза.

Внутри холодным звоном отзывается ночь на другом конце земного шара, отчаянный крик в небо, тоска, желание вновь с ним встретится, хотя он и так ближе некуда.

И это отчаяние сейчас возвращается отчаянной обидой — зачем он так?

Он же хочет меня!

— Заставь! — приказывает Люций.

Я так отчаянно хочу подчиниться, но как?

— Зачем? — может быть, я пойму так?

— Чтобы мы узнали, где твои пределы.

— Какие, в пизду, пределы! — возмущаюсь я, повисая на его плечах, обнимая ногами, но это все равно не помогает. Он позволяет мне все, кроме этого последнего движения.

— Ты стала сильнее. Ты хочешь противостоять мне.

Так это наказание за дерзость?

Люций смотрит на меня и кривит губы. Еще немного — и я потеряю те крохи уважения, что получила недавно.

— Так укуси меня! — не выдерживаю я.

— Это не то! — рычит он. — Блять, просто сделай это! Проверь, можешь ли выдержать меня настоящего? Полностью?

— Так раньше было не полностью?

Он смотрит на меня как на идиотку.

— Ты была человеком. Я вампиром. Разумеется, блять! Ты бы сдохла!

2.8 Извращенная тьма или тьма извращений

Я закрываю глаза.

Пальцы.

На этот раз мои — пробегают по его плечам. Спускаются по твердой груди. Впиваются в его тощий вампирский зад — мне приятно вонзить совсем не вампирские когти, и представить, будто бы их. Но Люций не двигается ни на миллиметр. Мне и не надо.

Потому что я уже чувствую это — разбегающиеся по коже мурашки, темные молнии.

Отвожу его волосы от лица, смотрю в черные глаза. Смогу ли я когда-нибудь понять, есть ли там вообще зрачок — или есть ли там вообще радужка? Или там сплошная дыра в те времена без солнечного света, когда он был единственным в мире существом? Или там была — и моя тьма?

Моя тьма поднимается к поверхности кожи, я прижимаюсь к Люцию и чувствую, что мы сплавляемся, что сливаемся — физически.

— Блять! — потрясенно говорит Люций, глядя на то, как его тело чуть-чуть, совсем немного, всего лишь на толщину кожи — погружается в мое.

Мне приятно, что я сумела его удивить.

А если так?

Я кладу кончики пальцев на его скулы, провожу вверх, к уголкам глаз — и они начинают сиять тьмой. Теперь я вижу разницу, и эту тонкую странную границу между очень-очень узким зрачком и радужкой, похожей на черноту космоса — тоже вижу. А еще…

— У тебя черные глаза… — тихо говорит Люций, проводя кончиками пальцев точно так же как это делала я.

Ловлю его взгляд.

И все переворачивается.

Я понятия не имею, что это за тьма, которую запихали в меня, но они с Люцием существа явно одной породы. Они встречаются где-то на границе между нашими телами, в том сантиметре нейтральной полосы, которая осталась между его зрачком и моим, сплетаются и меняются местами. Меня подбрасывает от знакомого ощущения бесконечной ярости и раздражения, которое приносит в меня Люций собой — привет, милый, я скучала!

Он и внутри, и снаружи, и я в себе и одновременно в нем.

Черт знает, что это — но я улучаю момент, чтобы таки заставить его войти в меня.

И — ооооооо, боги! — я едва могу выдохнуть это.

— О, тьма! — выдыхают вместо меня мои-не мои губы Люция.

Это не просто — я чувствую как он входит в меня, и чувствую как вхожу я, как было раньше — это хуже. Мы сливаемся. Совсем. А потом снова размыкаем объятья, он выходит — и три полновесные секунды мы смотрим друг другу в глаза, уже не разбирая, кто из чьих глаз это делает. И он снова толкается внутрь, чтобы вся кожа, все слизистые, все пальцы, все взгляды, все клетки слились воедино.