Еще один «очарованный странник» - [47]

Вообще нужно сказать, что проблема профессионализма как явления и качества в Русской Системе с характерными для последней дефицитом вещественной субстанции, моносубъектностью Власти и скорее универсально-однородным строем жизни (а не специфически-однородным – именно последний есть основа и условие профессионализма) сложна и неоднозначна. Профессионализм по сути своей требует определенного уровня вещественной субстанции – накопленных многими поколениями овеществленного труда и «социального времени»; его существование и развитие конечно же противоречит как феномену Власти-моносубъекта (поэтому «взрывы» профессионализма в русской истории как правило приходятся на фазы генезиса новых властных структур, с одной стороны, новой, возникающе-формирующейся власти нужны профессионалы, с другой – она еще недостаточно сильна в своих родовых качествах), так и универсально-однородному неспециализированно-незатейливому, «многопрофильному» строю, образу русской жизни в целом. Можно сказать, что Русская Система, а во многом и русская жизнь структурирована таким образом, что повышение массой профессионалов некоего уровня угрожает как основам системы, так и жизнеустройству, а следовательно…

Отсюда неудивительны некоторые размышления о России Блока и вопрос к России поэта Чичибабина, «почто не добра еси к чадам своим?» Как отвечать – не ясно. Можно опоэтизировать ситуацию на манер Г.Иванова ( «Россия – счастие, Россия  – свет / А может быть России вовсе нет / […] Веревка, пуля, каторжный рассвет, / Над тем, чему названья в мире нет»). А можно с сюрреалистической прямотой врезать правду-матку по Т.Кибирову:

Какая скверная земля –

Все недороды да уроды,

Капризы власти и погоды

И вместо точки слово «бля». 

Если к традиционной, нормальной, так сказать, «специфике» положения профессионала в русской жизни добавить то, что с середины XIX в. разложение самодержавного порядка, уклада этой жизни и формирования нового пошло не столько по «профессиональной», сколько по «интеллигентской» линии, то досоветская основа советской ситуации профессионала в «профессиональной» среде становится понятной.

Однако советское время принесло целый ряд новых черт: люди, действительно, не меняются, или почти не меняются, а вот обстоятельства (например, квартирный вопрос) и системы меняются, хотя далеко не всегда в лучшую сторону или для всех. Во-первых, ввиду специфики советской системы, прежде всего – совпадения властной и производственной ячеек, проблемы профессионалов, профессионализма помимо общесоциального, общесистемного измерения приобрели измерение специфически социальное, специфически системное. Профессиональные отношения совпали с производственными, слой именуемый «интеллигенцией», переместился, выражаясь марксистским языком, из надстройки в базис (в этом коренное, качественное по социальному местоположению отличие «совинтеллигенции» от русской интеллигенции). В результате отношения в профессиональной среде стали одновременно и большим, чем просто профессиональные отношения, и меньшим. Большим, поскольку они становились едва ли не главной социальной характеристикой: социальная структура совпала с производственно-профессиональной (рабочие, колхозники, «прослойка»). Меньшим – потому что главным были «идейно-политические» и «моральные» качества, участие в общественной работе, общественное, а не профессиональное лицо, по профессиональному лицу всегда можно было врезать «общественным». Более того, профессиональное вступало в противоречие с непрофессиональным уже не просто на социально-коммунальном уровне, а на производственно-властноидейном. Это резко расширяло возможности коллектива.

Во-вторых, представители «прослойки» были обязаны работать – так же, как рабочие и крестьяне, а точнее, обязаны служить. Это означало быть приписанными к тому или иному властно-производственному коллективу – со всеми последствиями.

Так, в-третьих, представитель «интеллигентной профессии» становился объектом отчуждения у него духовных и социальных факторов производства, обладание которыми, помимо прочего, и делало дореволюционного интеллигента интеллигентом.

В-четвертых, «совинтеллигент» становился объектом эксплуатации. Наконец, в-пятых, «совинтеллигенция» превратилась, особенно в 50-60-е годы в массовый слой, 109что еще более усилило долю, процент полупрофессионалов, «четверть профессионалов», вообще непрофессионалов, их социальное и производственноедавление на профессионалов, с одной стороны, и имитацию (читай: профанацию) профессионализма – с другой. Вообще об имитации как тотальном явлении 60-70-х годов необходимо сказать особо.

Если советская интеллигенция 30-50-х годов была имитацией интеллигенции дореволюционной, то «массовая интеллигенция» 60-70-х годов во многом была уже имитацией этой имитации. С Брежневым вообще наступило время всесторонней, универсальной имитации. Имитировали всё: профессионализм и интеллигентность, преданность партии и антисоветскую фронду, ум, честь, совесть, чувства (в том числе религиозные – я знаю немало, например, православных имитаторов). Имитировали все: трудящиеся – что они трудятся, верят в строй, его цели, едины с партией. Власть – что она верит трудящимся, заботится о них, ведет.