Эротоэнциклопедия - [5]

Три часа ночи. Стакан «бадуа» — и я возвращаюсь к «макинтошу», чтобы отбарабанить еще несколько мыслей.

Почерк, который бесконечно трудно подделать, дает представление о характере и настроении пишущего, о состоянии его души. Веселый человек выводит буквы одним образом, отчаявшийся — другим. В одном письме из Урбино буквы прыгают allegro, allegrissimo,[6] словно ноты в партитуре. В другом, написанном тем же человеком, они покрывают бумагу, точно высыпавшийся из клепсидры песок.

Отсылка любовного письма по почте была целым ритуалом, позволявшим пережить чувства утонченные и осязаемые. Нос отправителя сравнивал запах клея на конверте и на марке. Язык отправителя навсегда запоминал вкус клея на конверте и на марке. Облизывание воспроизводило сексуальный и кулинарный акты.

Вкладывание письма в конверт, запечатывание его и наклеивание марки — все это являлось глубоко эротическим опытом, дополнявшим эротику самого процесса создания письма. Глубоко волновали чернила, стекавшие на белизну листа, и перо, ласкавшее и ранившее бумагу. Человек, с которым я дружила в семидесятые годы, признался мне однажды, что, опуская в почтовый ящик письмо любовнице, не раз ощущал эрекцию. Я ответила, что мне в такие моменты случается испытать даже оргазм.

Семь часов. Мусороуборочная машина опорожняет контейнеры, вода брызжет на тротуары, мусор плывет по сточным канавам. А во мне еще что-то просится наружу.

Вывод?

Нет, скорее лозунг.

В последний раз открываю «Словарь французских писателей». Справка о Ролане Барте заканчивается информацией о том, что 26 октября 1916 года он потерял на дне Северного моря своего отца, который ушел на фронт еще до рождения сына.

Пусть это станет моим эпиграфом: make love, not war.[7]

Париж, 1 сентября 2000

Э. Ролан Барт — Эдмунду

Андреа Монтенья. "Св. Себастьян". Лувр

Открытка, разорванная Роланом Бартом

Париж, 5 мая 76

Edmond, cheri![8]

Я все набирал твой номер, неделя за неделей. Никто не брал трубку, так что в конце концов я позвонил на телефонный узел. Теперь мне уже известно, что телефон отключен; я смирился и бросил это дело. Ты пугал, что «в случае чего» порвешь со мной еще быстрее, чем связался, и не допустишь «дальнейших вмешательств с моей стороны». Твои угрозы повергали меня в ужас, теперь я черпаю в них утешение. Если ты исчез в ту минуту, которой так долго и нетерпеливо ждал, значит, ничего с тобой не случилось и причина кроется в твоей натуре, бесконечно спонтанной, — ты готов прервать ход событий и, вскочив из-за столика, мчаться на другой конец света.

Я не стал сообщать в полицию, не разыскиваю тебя через друзей. Веду себя так, как тебе обещал, и терпеливо дожидаюсь твоего возвращения. Сегодня твой день рождения, cheri, и я не покидаю дом ни на минуту. Я вбил себе в голову, что сегодня ты вернешься или позвонишь мне; и закончится испытание, которому ты подверг нашу любовь. Давно пора, cheri. Я хватаюсь за каждую соломинку, чтобы спасти наши отношения, но, признаюсь, близок к отчаянию.

Нет, cheri, я не упрекаю тебя и забочусь о твоих делах. Представил в Комиссию конспект, который подготовил по твоим записям. Пока что тебе продлили срок до конца года, для дальнейшего продления нужно подать заявление в докторантский совет в ноябре. Я могу сделать это от твоего имени, как только ты дашь согласие. Упоминаю об этом между делом, поскольку твое отсутствие омрачает все и я быстро теряю интерес к вопросам твоей карьеры.

Наибольшую радость доставляет мне перелистывание твоих тетрадей. Я бесконечно благодарен тебе, cheri, что ты не утаил от меня своих размышлений на столь многие важные для нас обоих темы. Твои слова я читаю вслух, заучиваю на память; твоим почерком могу любоваться часами. Я узнал, что ты перестал вести дневник задолго до своего исчезновения или же забрал с собой последнюю тетрадку. Я даже заподозрил, что произошло нечто, о чем я не знаю, и пытаюсь смириться с мыслью, что ты предпочел расстаться, нежели допустить меня к себе в душу. Ты перестал мне доверять? Хотелось бы верить, что нет; может, у тебя просто были причины о чем-то умолчать. Я ведь тоже не все тебе рассказал.

Например, я утаил специфическое непостоянство своей натуры, из-за которого легко впадал в «состояние влюбленности». Это позволило мне на собственной шкуре испытать, а с возрастом постепенно обобщить диапазон противоречивых чувств, характерных для «влюбленного». Однако твое исчезновение заставило меня понять, что до знакомства с тобой я лишь скользил по поверхности, не осознавая бездны, в которую способна низвергнуть человека утрата возлюбленного. Метафора «бездны», впрочем, не передает сути моего состояния.

Помню свои юношеские прогулки по горам — я вынужден был от них отказаться, поскольку ослабленные туберкулезом легкие не могли приспособиться к разреженному воздуху и на высоте более трех тысяч метров я начинал задыхаться. Представь, с той поры, как ты меня бросил, я вижу горы во сне. Мне снятся карательные экспедиции в страну вечных снегов; пропасти, на краю которых у меня перехватывает дыхание; ледяные взгляды горных коз, наблюдающих за мной из-за скалы.